Читать книгу - "Новый год в октябре - Андрей Молчанов"

В комедийное объединение дозваниваюсь, но режиссер отсутствует, и я говорю с его ассистентом. Только что, оказывается, завершены последние пробы. Мне называются имена актеров и актрис. Фамилия одной из актрис, Осипова, заставляет меня в правильности выбора режиссера усомниться. Очаровательная женщина, эмоции вызывает резко положительные, но как актриса заурядна, а в амплуа комедийного персонажа просто-таки неуместна. Но кто их там разберет с их кинематографическими воззрениями на действительность? И не все ли равно? Фильмишко так или иначе будет скверен и пошл — дешевый, развлекательный водевиль. Но это этап. Задел. Финансовый и в смысле имени. Связей, безусловно. Ну а дальше посмотрим. Надо — я чувствую! — надо серьезно писать, из меня может выйти поэт, и неплохой, но где взять время?! А так — все есть! И свой народ в приличных местах, и… А, что там говорить!

Кручу телефонный диск, пробиваясь сквозь непрерывное «занято» к своему приятелю Сержику Трюфину. Он редактор на радио.

— Сегодня вечером, старичок, — пыхтит Сержик, — твоя передачка будет в эфире. Как мои вирши?

Его вирши набраны, и я сообщаю, что его вирши набраны.

Мы страшно довольны друг другом.

Затем следуют визиты. В них принимает участие три автора и половина сотрудников редакции. Решаются сотни вопросов. Телефон бренчит не переставая. Попутно происходит какая-то неразбериха в моем организме. Головная боль, поначалу отступившая, возвращается, и я со страхом думаю, что вечером она доймет меня до воя звериного. Некоторое время я терплю и сильно страдаю, но когда беда осложняется еще и внезапной изжогой, иду в медпункт. Там мне оказывается неотложная помощь в виде таблетки пятерчатки для устранения мигрени и в виде сочувствий по поводу изжоги, ибо запас соды неделю как вышел.

Хватаясь за различные стационарные предметы, я приползаю в буфет, где не сходя с места выдуваю три бутылки лимонада. Становится еще хуже, поскольку общая мерзость моего состояния усугубляется от сладкого и холодного лимонада зубной болью. Болит дупло зуба, которое я собираюсь зашпаклевать едва ли не год.

Качаясь и лязгая, как лихорадочный, зубами, я возвращаюсь к себе, запираю дверь и, с надеждой ожидая благотворного действия пятерчатки, просматриваю корреспонденцию. Очень хочется спать. Нет, такой жизнью я себя быстро угробляю.

И патрон мой мне об этом заметил правильно. Патрон, он же художественный руководитель моих литературных потуг, — крупный поэт, возраста среднего, но мудр, как старец: живет в лесу, бегает, невзирая на погоду, по тропинкам, за стол садится с рассветом и творит до обеда, после обеда читает, гуляет, решает издательские вопросы и интеллектуально совершенствуется. Стихи его, правда, год от года скучнее и серее, но, говорят, главное — здоровье. Нет, патрона я уважаю, это подвиг — жить так. Я и захочу, не сумею. Дурак. Самоубийца. Вырожденец.