Читать книгу - "Ветер сулит бурю - Уолтер Мэккин"

в жарко натопленной кухне. Здесь был красный кафельный пол, маленькая плита, начищенная до ослепительного блеска, прямо как пара башмаков. Накрытый стол. На белой скатерти стояли японские чашки с синим рисунком. Посреди стола красовалась ваза с цветами, поблескивали ножи и вилки. Тут же стоял миндальный торт, густо-коричневый на фоне белой скатерти, и еще какой-то торт, покрытый белой глазурью, по которой розовыми буквами было выведено: «С Рождеством Христовым».

— По-моему, — сказала миссис Кюсак, — можно приниматься за рождественский торт. Все равно Рождество уже на носу. Папочке пришлось на несколько минут отлучиться, но он скоро вернется, и мы тогда попьем чайку. Давайте, я возьму ваши вещи, милочка. Раздевайтесь, пошли наверх, я провожу вас в вашу комнату, — все это одним духом.

Когда Мико нагнулся за чемоданом, она сказала:

— Нет, нет, Мико, ты здесь подожди и обогрейся, я сама отнесу.

И она нагнулась, и подхватила чемодан, и взвилась по лестнице, как птичка, а Мико так и остался стоять, громадный, чуть не под потолок, с красным от волнения лицом, и Мэйв улыбнулась ему, прежде чем пошла наверх следом за хозяйкой.

Она не привыкла к лестницам. Ладонь скользила по полированному дереву перил, ноги утопали в мягком, упругом ковре. Наконец она добралась до площадки, а миссис Кюсак уже стояла там у открытой двери и застенчиво улыбалась, как будто хотела сказать: «Надеюсь, вам здесь понравится». Самоотверженный поступок с ее стороны, потому что это была комната Питера. Мэйв вошла и огляделась: узенькая кровать под окном, покрытая синим стеганым одеялом; посередине одной стены камин, от которого в обе стороны расходились полки, заставленные от пола до потолка самыми разнообразными книгами. В камине горел огонь, он освещал комнату; на окнах висели накрахмаленные тюлевые занавески, казавшиеся на солнце совершенно ослепительными.

Мэйв решила, что комната очень милая. Она подошла, села на краешек кровати и опустила голову.

Она устала. Шум мотора все еще отдавался в мозгу. Стоит только вырвать корни, и понесет тебя ветром, как пушок одуванчика, неизвестно куда. И вот на пути попалась эта комната, светлая кухонька внизу, эта маленькая встревоженная женщина в дверях, тоже, видно, побывавшая в одинокой обители и вернувшаяся назад. Мэйв понимала ее, понимала всем своим существом, чувствовала ее тоску, видела, как она, вроде нее самой, бродит ощупью, будто впотьмах. Так бывает в темной комнате: идешь, вытянув вперед руки, чтобы не налететь на стенку, и вдруг рука встречает руку, и ты спасена, ты попала на верный путь. Она ощущала все это, и эти ощущения странным образом передавались маленькой женщине, стоявшей позади нее.

По крайней мере, она нисколько не удивилась, когда эта гостья с печальными глазами бросилась на кровать, уткнув лицо в одеяло, и ее плечи вдруг начали вздрагивать.

Миссис Кюсак неторопливо подошла к ней. Она ничего не сказала. Только дотронулась слабенькой рукой до ее спины. До худой спины с острыми лопатками. Может, миссис Кюсак и знала, сколько надо было пережить, чтобы так исхудать. Поэтому она только дотронулась до ее спины, а потом вышла и прикрыла за собой дверь, достаточно громко, чтобы это дошло до сознания той женщины, что осталась там на кровати, а сама с блестящими глазами пошла вниз.

— Не беспокойся за нее, — сказала она большому, растерянному Мико, дожидавшемуся ее в кухне. — Не беспокойся за нее.

Мико внимательно посмотрел на миссис Кюсак. «Эти женщины! Разве поймешь их? — Вот сейчас он увидел что-то новое в глазах миссис Кюсак. — Что это? Может, у нее наконец цель в жизни появилась? Во всяком случае, в глазах ее появилось что-то, чего раньше в них не было».

— Она очень устала, Мико, — сказала миссис Кюсак. — Но теперь за нее можно не беспокоиться.

— Худая она очень, — сказал Мико. — Вам не кажется, что она уж чересчур худая?

— Это поправимо, Мико, — сказала она. — Может, теперь я и сама потолстею.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Мико довольно благоразумно.

— Иди, пожалуй; может, так лучше будет, — сказала она, угадывая его мысли.

Он остановился на ступеньке и посмотрел ей в глаза. Столько вопросов было в его взгляде! А что, если миссис Кюсак с ней не поладит? А что, если ее ждет еще новое горе? А что, если… Глубокая морщина легла у него между бровей от тысячи всяких «если». Миссис Кюсак положила руку ему на плечо.

— Ты за нее не беспокойся, Мико, — сказала она. — Все будет хорошо.

«И будет! — подумал он, глядя на нее. — Правда, будет. — У него отлегло от сердца, и он улыбнулся. — Теперь она в хороших руках, — подумал он. — Все должно быть хорошо. Кто мог в этом сомневаться? За нее можно не беспокоиться».

— Я завтра зайду, — сказал он, и повернулся, и вышел за ворота, и закрыл за собой щеколду, и помахал ей, когда она уже запирала дверь, и посмотрел на окно, где раньше была спальня Питера, а потом свернул в свою сторону и зашагал насвистывая.

Глава 18

Хоть он и знал, что Мэйв осталась одна и что она, по всей вероятности, плачет сейчас в незнакомой комнате, настроение у него, когда он шел домой, было почему-то не слишком грустное. Он остановился у Кладдахского водохранилища и посмотрел на воду.

Все лодки были у причалов. На кнехтах сидели старики в черных коннемарских шляпах. Обвисшие поля защищали глаза от негреющего солнца, ослепительно отражавшегося в водной глади подступившего прилива. По ту сторону церкви собралась молодежь. Покуривали, болтали, рассматривали прохожих, здоровались со знакомыми, провожали наглыми взглядами незнакомых. Со стороны Болота доносились детские голоса: по случаю рождественских каникул ребят распустили, и они побежали на футбольный матч. Какая-то старушка в долгополом пальто и шляпке, похожей на цветочный горшок, доставала хлеб из коричневого бумажного мешочка и кормила лебедей. Ни с того ни с сего Мико решил зайти в церковь. Не так-то просто было это сделать. Это было вовсе нелегко. Как мог молодой человек войти средь бела дня в церковь без всякой видимой причины, да еще на глазах у своих сверстников! Но сейчас он вдруг решил, что, пожалуй, и стоит зайти ненадолго и побыть в тишине. Представил себе ласковый свет, льющийся