Читать книгу - "Произведение в алом - Густав Майринк"

Итак, в ожидании смерти придется прожить восемь дней!

Восемь серых, кошмарных, бесконечных дней...

Раздавленный этой новостью, я даже не осознавал, как долго расхаживал взад и вперед перед дверями какого-то кафе.

Наконец, только чтобы отвязаться от этого отвратительного типа со стеклянным бельмом, который неотступно следовал за мной от самого банка, я вошел в заведение - кривой всю дорогу крутился где-нибудь рядом и, как только замечал, что я на него смотрю, тут же сгибался в три погибели и с самым озабоченным видом, будто что-то потерял, принимался шарить по земле.

На нем был слишком узкий, явно с чужого плеча, сюртук в светлую клетку и черные, до блеска засаленные брюки, мешковато болтавшиеся на мясистых ляжках. Левый его башмак, раздутый яйцевидным флюсом выпуклой кожаной заплаты, невольно наводил на курьезную мысль о здоровенной печатке, которую этот клетчатый пижон носил на большом пальце ноги.

Стоило мне присесть, как он уже был тут как тут - скромно потупившись, мостился на краешке стула за соседним столиком.

Полагая, что передо мной один из тех, кто, заговаривая случайным прохожим зубы, выпрашивает у них деньги, я уже полез было в карман за своим портмоне, как вдруг заметил огромный, омерзительно вульгарный бриллиант, тускло блеснувший на его грязном жирном мизинце мясника...

Шли часы, а я по-прежнему торчал в этом дурацком кафе и, пребывая в каком-то странном ступоре, отстраненно и безучастно констатировал, что медленно, но верно схожу с ума, что еще немного - и мои болезненно ноющие нервы не выдержат той смутной, идущей изнутри и на первый взгляд совершенно беспричинной тревоги, которая неотступно преследовала меня с самого утра.

Да и куда мне было идти? Домой? Бесцельно болтаться по улицам? И то и другое казалось одинаково ужасным...

Тяжелый, спертый воздух заведения, бесконечный, отупляющий стук бильярдных шаров, сухое, нестерпимо настырное покашливание сидящего напротив подслеповатого и ненасытного пожирателя газетных новостей, фатоватый лейтенант от инфантерии с журавлиными ногами, который то запускал свой желтый от никотина указательный палец в нос, с похвальной любознательностью подолгу зондируя его таинственные глубины, то с помощью того же незатейливого инструмента старательно разглаживал, кокетливо поглядывая в карманное зеркальце, свои щегольски нафиксатуаренные усики, в углу неумолчно бурлила и клокотала облаченная в бархат и пропахшая чесноком компания отвратительно потных итальянцев: поминутно рыгая и сплевывая на пол, они самозабвенно предавались игре в карты и с таким азартом швыряли на стол свои лоснящиеся от жирной грязи козыри, что, казалось, вот-вот разнесут его костяшками волосатых лапищ, - весь этот невыносимый кошмар, назойливо мультиплицированный развешенными по стенам мутными зеркалами, двоился и троился вокруг меня, медленно, по капле, высасывая из меня кровь!..

Незаметно сгустились сумерки, в залу, косолапо приволакивая подгибающиеся ноги, вошел унылый плоскостопый кельнер и, вооружившись длинным шестом, до тех пор с достойной лучшего применения настойчивостью тыкал им в газовые люстры,

пока наконец, сокрушенно покачивая головой, не убедился, что придется прибегнуть к более суровым мерам, дабы заставить эти упорно не желающие загораться светочи прогресса явить миру свое мертвенно-тусклое сияние.

Затравленно оглядываясь, я всякий раз встречался с косым волчьим взглядом одноглазого «мясника», который либо сразу прятался за прошлогоднюю газету, либо, демонстративно наслаждаясь давно выпитым кофе, поспешно макал свои тоскливо свисающие усы в порожнюю чашку.

Для пущей конспирации он так глубоко нахлобучил свой видавший виды котелок, что уши его оттопырились в стороны и были теперь параллельны поверхности стола, однако уходить нелепый соглядатай явно не спешил.

Не в силах более выносить эту занудную игру в то, кто кого пересидит, я расплатился и направился к выходу.

Когда же я вышел на улицу и, собираясь закрыть за собой стеклянную дверь кафе, стал нащупывать медную ручку, кто-то меня опередил... Я обернулся...

Черт побери, опять эта кривая рожа со стеклянным бельмом!

Раздраженный, я хотел было свернуть налево, в сторону гетто, но клетчатый прилипала, как-то бочком притиснувшись ко мне, преградил путь.

- Да отстаньте же наконец! - возмутился я.

- Извольте-с следовать направо, - тихо, но настойчиво прошипел тот.

- Что это значит?

Клетчатый нагло уставился на меня:

- Вы Пернат!

- Полагаю, вы хотели сказать: господин Пернат? Каналья лишь хамовато ухмыльнулся мне в лицо:

- Мне чтоб никаких фортелей-с! Извольте-с следовать, куда вам велят-с!

- Да вы с ума сошли! Кто вы, черт возьми, такой? - прикрикнул я на зарвавшегося хама.

Вместо ответа клетчатый отвернул лацкан своего сюртука и, преисполненный верноподданнических чувств, почтительно

указал на приколотый с изнанки потертый жетон с изображением двуглавого орла.

Проклятье, этого мне только не хватало: сукин сын оказался филером, который, очевидно, всерьез вознамерился меня арестовать...

- Может быть, вы наконец соблаговолите объяснить, что происходит?

- Соблаговолю, когда надо. В участке-с... - грубо отрезал упоенный своим всевластием шпик. - Напра-во, шагом марш!

Я предложил ему взять экипаж.

- О-отставить!

Пришлось тащиться в полицейский участок в сопровождении клетчатого филера.

Дежурный жандарм, тупо глядя мне в спину снулым взглядом, подвел меня к давно некрашеным дверям, на фарфоровой табличке которых значилось:

АЛОИС ОЧИН

советник юстиции

- Входи, не боись... - хмуро буркнул засыпающий на ходу конвоир.

Два обшарпанных письменных стола, на которых громоздились метровой высоты горы служебных бумаг, стояли друг против друга, как на очной ставке.

Меж ними притулилась пара колченогих стульев.

На стене соловел от скуки засиженный мухами портрет императора.

Стеклянная банка с заточенной в ней одинокой золотой рыбкой обреталась на подоконнике.

Тоскливый канцелярский запах чернил и пыльных бумаг.

Больше ничего в этом казенном помещении не было.

Из-под левого письменного стола выглядывали неуклюжий деревянный протез и войлочная домашняя тапочка с нависшей над ней серой, донельзя обтрепанной штаниной.

Послышался деловитый шелест страниц. Потом чей-то ворчливый голос пробурчал несколько слов по-чешски, и уж тогда промеж устрашающе высоких бумажных отрогов правого письменного стола завиделся сам господин советник.

Не прошло и пяти минут, как предо мной предстал невзрачный кургузый человечек с острой седеющей бороденкой, который имел странную манеру, прежде чем начать говорить, так сильно щурить свои непрерывно бегающие глазки, скрывающиеся за толстыми стеклами очков, - казалось, он не то все время целится, не то смотрит на ослепительно яркий солнечный свет, -что зубы его хищно ощеривались, придавая ему отвратительный и страшный вид какого-то мелкого грызуна.