Читать книгу - "Преступление и наказание - Федор Достоевский"

– Так вы все-таки верите же в Новый Иерусалим?

– Верую, – твердо отвечал Раскольников; говоря это и впродолжение всей длинной тирады своей он смотрел в землю, выбрав себе точку наковре.

– И-и-и в бога веруете? Извините, что так любопытствую.

– Верую, – повторил Раскольников, поднимая глаза наПорфирия.

– И-и в воскресение Лазаря веруете?

– Ве-верую. Зачем вам все это?

– Буквально веруете?

– Буквально.

– Вот как-с… так полюбопытствовал. Извините-с. Но позвольте,– обращаюсь к давешнему, – ведь их не всегда же казнят; иные напротив…

– Торжествуют при жизни? О да, иные достигают и при жизни, итогда…

– Сами начинают казнить?

– Если надо и, знаете, даже большею частию. Вообще замечаниеваше остроумно.

– Благодарю-с. Но вот что скажите: чем же бы отличить этихнеобыкновенных-то от обыкновенных? При рождении, что ль, знаки такие есть? Я втом смысле, что тут надо бы поболее точности, так сказать, более наружнойопределенности: извините во мне естественное беспокойство практического иблагонамеренного человека, но нельзя ли тут одежду, например, особую завести,носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?.. Потому, согласитесь, еслипроизойдет путаница и один из одного разряда вообразит, что он принадлежит кдругому разряду, и начнет «устранять все препятствия», как вы весьма счастливовыразились, так ведь тут…

– О, это весьма часто бывает! Это замечание ваше еще дажеостроумнее давешнего…

– Благодарю-с…

– Не стоит-с; но примите в соображение, что ошибка возможнаведь только со стороны первого разряда, то есть «обыкновенных» людей, (как я,может быть, очень неудачно, их назвал). Несмотря на врожденную склонность их кпослушанию, по некоторой игривости природы, в которой не отказано даже икорове, весьма многие из них любят воображать себя передовыми людьми, «разрушителями»и лезть в «новое слово», и это совершенно искренно-с. Действительно же новыхони в то же время весьма часто не замечают и даже презирают, как отсталых иунизительно думающих людей. Но, по-моему, тут не может быть значительнойопасности, и вам, право, нечего беспокоиться, потому что они никогда далеко нешагают. За увлечение, конечно, их можно иногда бы посечь, чтобы напомнить имсвое место, но не более; тут и исполнителя даже не надо: они сами себя посекут,потому что очень благонравны; иные друг дружке эту услугу оказывают, а другиесами себя собственноручно… Покаяния разные публичные при сем на себя налагают,– выходит красиво и назидательно, одним словом, вам беспокоиться нечего… Такойзакон есть.

– Ну, по крайней мере, с этой стороны вы меня хоть несколькоуспокоили; но вот ведь опять беда-с: скажите, пожалуйста, много ли таких людей,которые других-то резать право имеют, «необыкновенных-то» этих? Я, конечно,готов преклониться, но ведь согласитесь, жутко-с, если уж очень-то много ихбудет, а?

– О, не беспокойтесь и в этом, – тем же тоном продолжалРаскольников. – Вообще людей с новою мыслию, даже чуть-чуть только способныхсказать хоть что-нибудь новое, необыкновенно мало рождается, даже до странностимало. Ясно только одно, что порядок зарождения людей, всех этих разрядов иподразделений, должно быть весьма верно и точно определен каким-нибудь закономприроды. Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я верю, что онсуществует и впоследствии может стать и известным. Огромная масса людей, материал,для того только и существует на свете, чтобы, наконец, чрез какое-то усилие,каким-то таинственным до сих пор процессом, посредством какого-нибудьперекрещивания родов и пород, понатужиться и породить, наконец, на свет, нухоть из тысячи одного, хотя сколько-нибудь самостоятельного человека. Еще сболее широкою самостоятельностию рождается, может быть, из десяти тысяч один (яговорю примерно, наглядно). Еще с более широкою – из ста тысяч один. Гениальныелюди из миллионов, а великие гении, завершители человечества, может быть, поистечении многих тысячей миллионов людей на земле. Одним словом, в реторту, вкоторой все это происходит, я не заглядывал. Но определенный закон непременноесть и должен быть; тут не может быть случая.

– Да что вы оба, шутите, что ль? – вскричал наконецРазумихин. – Морочите вы друг друга иль нет? Сидят и один над другимподшучивают! Ты серьезно, Родя?

Раскольников молча поднял на него свое бледное и почтигрустное лицо и ничего не ответил. И странною показалась Разумихину, рядом сэтим тихим и грустным лицом, нескрываемая, навязчивая, раздражительная иневежливая язвительность Порфирия.

– Ну, брат, если действительно это серьезно, то… Ты,конечно, прав, говоря, что это не ново и похоже на все, что мы тысячу разчитали и слышали; но что действительно оригинально во всем этом, – идействительно принадлежит одному тебе, к моему ужасу, – это то, что все-такикровь по совести разрешаешь, и, извини меня, с таким фанатизмом даже… В этом,стало быть, и главная мысль твоей статьи заключается. Ведь это разрешение кровипо совести, это… это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровьпроливать, законное…

– Совершенно справедливо, страшнее-с, – отозвался Порфирий.

– Нет, ты как-нибудь да увлекся! Тут ошибка. Я прочту… Ты увлекся!Ты не можешь так думать… Прочту.

– В статье всего этого нет, там только намеки, – проговорилРаскольников.

– Так-с, так-с, – не сиделось Порфирию, – мне почти сталоясно теперь, как вы на преступление изволите смотреть-с, но… уж извините меняза мою назойливость (беспокою уж очень вас, самому совестно!) – видите ли-с:успокоили вы меня давеча очень-с насчет ошибочных-то случаев смешения обоихразрядов, но… меня все тут практические разные случаи опять беспокоят! Ну какиной какой-нибудь муж али юноша вообразит, что он Ликург али Магомет… –будущий, разумеется, – да и давай устранять к тому все препятствия… Предстоит,дескать, далекий поход, а в поход деньги нужны… ну и начнет добывать себе дляпохода… знаете?

Заметов вдруг фыркнул из своего угла. Раскольников даже глазна него не поднял.

– Я должен согласиться, – спокойно отвечал он, – что такиеслучаи действительно должны быть. Глупенькие и тщеславные особенно на этуудочку попадаются; молодежь в особенности.

– Вот видите-с. Ну так как же-с?

– Да и так же, – усмехнулся Раскольников, – не я в этомвиноват. Так есть и будет всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорилсейчас, что я кровь разрешаю. Так что же? Общество ведь слишком обеспеченоссылками, тюрьмами, судебными следователями, каторгами, – чего же беспокоиться?И ищите вора!..

– Ну, а коль сыщем?

– Туда ему и дорога.

– Вы таки логичны. Ну-с, а насчет его совести-то?