Читать книгу - "Домой возврата нет - Томас Вулф"

Но вот кто-то из них увидел Эми Карлтон и окликнул ее. Она подошла — по-видимому, кое-кого из них она знала. И ясно было, что все они о ней наслышаны. Девицы держались учтиво, но отчужденно. Познакомившись как положено, отошли и уже издали с любопытством разглядывали Эми, а в глазах ясно читалось: «Так вот она какая!»

Молодые люди держались менее скованно. Они свободно с ней заговаривали, а Хен Уолтерс поздоровался с ней совсем по-приятельски, и в голосе его прорывалось сдерживаемое веселье. Голос у него был не из приятных — слишком хриплый, словно в гортани застрял ком мокроты. Радостно, восторженно — такая у него была манера, — он громко сказал:

— Привет, Эми! Вечность вас не видал. Как это вас сюда занесло?

Сказано это было высокомерным тоном, каким, сами того не замечая, разговаривают люди подобного склада и который означал: место и окружение тут престранные, выходят за рамки общепринятого и признанного, и он изумлен, что увидел здесь знакомое лицо.

И его тон, и то, что за ним стояло, жестоко уязвили Эми. Сама она давно была предметом злостных сплетен и могла бы отнестись к этому добродушно или с полнейшим безразличием. Но стерпеть такое перед лицом того, кого она любила, было свыше ее сил. А она любила Эстер Джек. И потому ее золотисто-зеленые глаза угрожающе вспыхнули, и она ответила запальчиво:

— Ах, как меня сюда занесло… именно сюда? Да потому, что это очень приятный дом… другого такого нет… Вы знаете! — Она хрипло рассмеялась, выхватила изо рта сигарету, в бешенстве нетерпеливо откинула назад свои черные кудри. — Послушайте! Меня-то, знаете ли, сюда пригласили!

Словно желая защитить и оберечь миссис Джек, Эми порывисто обняла ее, а та озадаченно хмурилась, все еще не совсем понимая, что же происходит.

— Эстер, милая, — сказала Эми. — Это мистер Хен Уолтерс… и его друзья… — С минуту она глядела на ораву девиц и их кавалеров, потом отвернулась и, ни к кому в отдельности не обращаясь и не потрудившись понизить голос, прибавила: — Господи, ну до чего отвратны!.. Вы знаете!.. Послушайте! — Теперь она обращалась к пожилому джентльмену с вставными зубами. — Чарли… бога ради, что вы делаете?.. Старый вы греховодник!.. Вы знаете!.. Неужели до того плохо дело? — Она вновь оглядела стайку девиц и с коротким хриплым смешком отвернулась. — Ох уж эти сучки из Девичьей Лиги! — пробормотала она. — Господи!.. Да как вы это выдерживаете, старый шельмец! — Теперь она говорила своим обычным тоном, добродушно, будто в ее словах не было ничего особенного. Потом прибавила, опять с коротким смешком: — Отчего вы больше ко мне не заходите?

Он беспокойно провел языком по губам, обнажил вставные зубы, ответил не вдруг:

— Давным-давно хотел вас повидать, Эми… Что?.. Собирался заглянуть… По правде говоря, даже заглядывал, но вы как раз уплыли… Что?.. Вы ведь уезжали, да?.. Что?..

Так он говорил, прерывисто, с запинками, и плотоядно облизывал тонкие губы, да еще почесывался — бесстыдно скреб правое бедро изнутри, наверно, его донимали шерстяные подштанники. При этом он нечаянно вздернул штанину, и она так и осталась, приоткрыв верх носка и полоску бледной кожи.

А Хен Уолтерс меж тем ослепительно улыбался и рассыпался в любезностях перед миссис Джек.

— Так мило с вашей стороны, что вы нас впустили. — А ей ничего другого и не оставалось делать, бедняжке. — Свинтус так и говорил, что все будет в порядке. Надеюсь, вы ничего не имеете против.

— Н-нет, конечно! — заверила Эстер, но лицо у нее по-прежнему было озадаченное. — Друзья мистера Лоугена… Но, может быть, вы все пройдете к столу? Выпейте, поешьте, там масса всего…

— Ну, что вы! — рассыпался Уолтерс. — Мы все прямо от Тони, мы там наелись до отвала! Еще один глоток — и мы наверняка лопнем!

Все это он урчал так ликующе, так упоенно, что казалось, он и правда вот-вот лопнет, точно огромный мыльный пузырь.

— Что ж, если вы уверены… — начала она.

— Ну, совершенно! — в полнейшем восторге вскричал мистер Уолтерс. — Но мы задерживаем представление! — воскликнул он. — А мы ведь ради него и пришли. Это была бы просто трагедия, если б нам не удалось его посмотреть… Свинтус! — крикнул он приятелю, который по-прежнему, радостно ухмыляясь, ползал по полу в своих наколенниках. — Начинай же! Всем до смерти хочется посмотреть!.. Я видел это уже раз десять и каждый раз все больше наслаждаюсь… — восторженно провозгласил он, обращаясь к толпе гостей. — Так что если ты готов, Свинтус, сделай милость, начинай.

Да, мистер Лоуген был уже готов.

Вновь прибывшие расположились вдоль стены, а остальные потеснились, не смешиваясь с этой компанией. Таким образом, публика четко разделилась на две половины — с одной стороны богатство и талант, с другой стороны — богатство и высшее общество, или «свет».

По знаку Лоугена Уолтерс отделился от своих друзей, подошел к нему, откинул фалды фрака и не без изящества опустился рядом с ним на колени. Потом, как ему было ведено, прочел вслух листок машинописного текста, который вручил ему Лоуген. Сие причудливое воззвание должно было настроить публику подобающим образом: чтобы понять цирк и насладиться им, говорилось в этом любопытном документе, надо постараться вернуть себе утраченную юность, вновь ощутить себя ребенком. Уолтерс читал со смаком, хорошо поставленным голодом, в котором, казалось, вот-вот прорвется счастливый смех. Дочитав до конца, он поднялся и прошел на свое прежнее место, а Лоуген начал представление.

Началось оно, как и положено в цирке, с парада-алле всех артистов и всего зверинца. Выглядело это шествие так: Лоуген брал толстыми пальцами каждую проволочную фигурку, проводил ее по кругу и торжественно ставил обратно. Зверей и артистов было великое множество, и парад занял немало времени, однако его наградили громкими аплодисментами.

Потом была показана езда на неоседланных лошадях. В руке Лоугена проволочные кони галопом сделали несколько кругов по арене. Потом он усадил на них наездников и, крепко держа их, тоже провел галопом по арене. Потом, в перерыве между номерами, выступали клоуны — Лоуген вертел проволочные фигурки в руках, и они лихо кувыркались. Вслед за ними в круг вступили слоны. Этот номер вызвал больше аплодисментов — уж очень ловко Лоуген заставлял проволочные фигурки покачиваться, изображая тяжелую слоновью поступь, и очень приятно было публике, когда удавалось понять, что означает тот или иной номер: среди зрителей прокатывался довольный смешок и они хлопали, желая показать, что им все ясно.

Номер следовал за номером, и, наконец, пришел черед воздушных гимнастов. На подготовку ушло немалое время, так как Лоуген, стараясь, чтобы все у него было как в настоящем цирке, первым делом натянул под трапециями небольшую сетку. Но вот номер начался, и длился он чудовищно долго, главным образом оттого, что куклы никак не слушались повелителя. Сперва они у него качались, свисая с трапеций. Это шло как по маслу. А потом надо было проволочному человечку оторваться от трапеции, перевернуться в воздухе и ухватиться за руки другого человечка, который висел вниз головой на второй трапеции. Это не удалось. Снова и снова проволочная кукла взлетала в воздухе, ловила протянутые рука другой куклы — и бесславно промахивалась. Смотреть на это становилось все нестерпимей. Зрители вытягивали шеи, вид у всех был смущенный. Только сам Лоуген ничуть не смущался. При каждой новой неудаче он радостно хихикал и начинал все сызнова. Так оно шло и шло. Уже минут двадцать Лоуген трудился над этим номером. И все без толку. Наконец стало ясно, что толку и не будет, и тогда он твердой рукой навел порядок: крепко ухватил куклу двумя толстыми пальцами, поднес ее к другой кукле и осторожно сцепил их руки. Потом взглянул на публику, весело захихикал — и озадаченная публика не сразу и не дружно захлопала.