Читать книгу - "Заброшенный в природу - Милен Русков"

Даже медики не понимают ее до конца, да и никто не понимает. Даже наполовину. Суетятся, думают о чем-то, обсуждают что-то у нее в подножии, меряют гору двумя пальцами…

— Сеньоры, Севилья! — выкрикнул в этот момент Хесус.

Да, Севилья… Прекрасный город. Я хорошо сделал, что приехал сюда. Города, как и здания, живут своей жизнью. Даже трудно поверить, что все это рукотворно, — подумал я, когда мы проезжали мимо кафедрального собора — громадной горы из камня с ажурными плетениями на стенах, с башнями и башенками, с продолговатыми арками, повисшими в воздухе, как мосты, с башней Хиральда прямо над нами и статуей христианской Веры на самой ее вершине — высоко, высоко в небе, освещенной солнцем, отражающимся у нее на щите. Как такое можно было сотворить человеческими руками?

Об этом я думал, глядя вверх и прикрыв глаза ладонью от солнца. Люди… Люди — странные существа, Пелетье.

Нет, не странные, отвечает мне Пелетье дю Ман, которого я слышу во сне, а просто разные. Некоторые — такие, а некоторые — другие. Как в той притче о бисере и свиньях.

Спасибо, отвечаю ему. Я это учту.

18. ДЛЯ ПРЕДОХРАНЕНИЯ ОТ ЧУМЫ И ИНЫХ ЗАРАЗНЫХ БОЛЕЗНЕЙ

В этом блаженном городе вспыхнула эпидемия чумы. Да уж! Проклятая Севилья! Какой черт принес меня сюда?! И как же я теперь отсюда выберусь? Никакого выхода… То есть, выход, конечно, есть, но он такой, что все равно, что его нет. Не могу же я отказаться от своего положения, от всех этих лет обучения и приключений у доктора — какое обучение! Какие приключения! — отказаться от будущей карьеры медика из-за проклятой эпидемии. Лучше мне умереть в конвульсиях, чем отказаться! Разумеется, это — образно говоря!

— Спокойно, Гимараеш, да не пугайся ты так! — сказал мне однажды доктор. Он наверняка заметил страх и беспокойство, охватившие меня. — Это не так страшно, как ты думаешь, — говорил он. — Умирают главным образом бедняки, живущие на другом берегу, а в этой части города пострадавших почти нет. И абсолютно точно — почти никого из врачей. Поверь мне, ибо на моем веку это уже третья эпидемия, если только я не запамятовал еще о какой-нибудь. И насколько я помню, единственным доктором, который умер, был дядя доктора Алемана, лиценциат Хуан Алеман. Но ему попросту не везло в жизни.

Не могу сказать, что его слова меня убедили.

— Сеньор, — произнес я, — я слышал, что в Италии и Франции умерли тысячи людей, целые города обезлюдели.

— Но здесь совсем не так, как во Франции или в Италии, — прервал меня доктор. — Не забывай, что в Севилье все курят. Почти все до единого. А ничто не дезинфицирует воздух так, как табак. По-моему, ты еще не полностью доверяешь табаку, а, Гимараеш?

Я-то доверяю, сеньор, но не знаю, не знаю…

— Табак обеззараживает все, — заверил меня доктор. — Просто советую тебе, пока распространяется зараза, больше курить. Эпидемия продлится месяцев шесть-семь, не дольше. Да. Здесь не так, как в Италии и во Франции. Там не курят, а здесь воздух обеззаражен…

Разумеется, доктор принял и другие меры. Прежде всего, он переселил Хесуса и всю его шумную семью из бедняцкого квартала в дом рядом с воротами Херес, который сдавал в аренду. Те торговцы, которых он там поселил, не хотели съезжать, потому как заплатили до конца месяца. Доктор предложил вернуть им деньги, но они наотрез отказались. Пришлось мне обращаться за помощью к Ринкону и Кортадо. С их вмешательством дело решилось за двадцать минут.

Так мы обезопасили себя со стороны Хесуса. Кроме того, доктор не ездил на вызовы за пределы города и по некоторым вызовам внутри города тоже. Все-таки опыт — великое дело! Это я к тому, что доктор перестал принимать все вызозы в квартале Санта-Крус, а в квартале Макарена посещал только некоторые улицы. В бедняцком квартале на другом берегу он, разумеется, вообще не показывался, а вот в богатый квартал Ареналь, расположенный напротив бедняцкого, но по эту сторону Гвадалквивира, ездил безбоязненно. Я хочу сказать, что только опыт может подсказать, на каких улицах в одном и том же квартале безопасно, а на каких нет. Я бы, например, не сообразил, ходить мне в Санта-Крус или нет. А вот доктор безошибочно знал — куда можно, а куда нельзя.

Очень скоро и городской совет принял необходимые меры. Конечно, решение пришло не от него — если ждать, что совет примет срочные меры, то можно рассчитывать на них через пять лет после того, как болезнь отступит. Решение было принято королевским наместником в Севилье графом Вильяром. У него хватило благоразумия не обращаться к городскому совету, а созвать собрание городских врачей и обсудить с ними положение, чтобы выработать план действий. После этого граф Вильяр собирался передать план городскому совету, и тогда уже городской совет принял бы меры. Городской совет — как женщина. Если ей конкретно сказать, что делать, она, вероятнее всего, это сделает, но если ждать, чтобы сама приняла решение, то она начнет раздумывать, колебаться и все в таком духе. Граф, насколько мне известно, глубоко презирает городской совет, а тот ненавидит графа и постоянно заводит против него интриги — объявляет графа диктатором или кем-либо еще. Потому-то он и решил: если городской совет Севильи сразу не примет решение, то он внесет предложение врачей в совет Кастилии, и тогда приказ спустится сверху, и Севилья вынуждена будет подчиниться. Совет Кастилии состоит из таких же людей короля, как и сам граф Вильяр. Они даже не будут читать предложение, а сразу проголосуют. Как я понял, графу удалось договориться о заседании Совета о Кастилии на следующей неделе и в управе Севильи об этом знали, а потому торопились принять решение по собственной воле, так как в этом случае у нихоставалась возможность внести кое-какие поправки, а не ждать, пока приказ поступит к исполнению от А до Я.

Мне кажется, что городской совет Севильи уже давно нужно было распустить, ибо нет ничего более бесполезного, чем он. По крайней мере, в таком виде. Когда адъютант графа капитан Армандо сообщил доктору о назначенном заседании, доктор сразу развил бурную деятельность. Мало людей на земле способны энергично, как доктор Монардес, сделать столько дел за столь короткое время. По крайней мере, я такого человека не знаю. А секрет в том,