Читать книгу - "Мурена - Валентина Гоби"

— Мы способны достичь тех же результатов, что и здоровые спортсмены, если будем тренироваться. А то и превзойти их. Мы можем составить им конкуренцию.

— Ну ты и загнул!

— Странно, — тихо, так что слышит один лишь Франсуа, произносит Рита Борсини, — странно, что спорят лишь ампутанты…

В помещении поднимается гвалт. Каждый хочет блеснуть цитатой, начинается перепалка: эй, передайте-ка мне вестник! Каждый отстаивает свою точку зрения, сыплет цитатами. «Наша цель — развить способности, улучшить работу сердца», — тычет в страницу пальцем Филип. Разработка мускулов — это лишь способ улучшить состояние, но никак не самоцель. Андре читает вслух подписи под фоторепортажами с соревнований по прыжкам в длину, плаванию, лыжам, баскетболу и находит их ужасными: «„Они улыбаются — совсем как нормальные“. Или вот еще: „Спорт — это способ поддерживать себя в хорошей форме“. Но, черт возьми, мы же не мебель и не какие-нибудь швейные машины! И не игрушки. А вот гляньте-ка: „Спорт превращает процесс реабилитации в игру“. Да, здоровье, благополучие — все это прекрасно, но тогда мы превращаемся в какой-то лазарет! Благодарю покорно!»

Филип еще раз напоминает, что главными целями Содружества являются взаимопомощь и налаживание дружеских связей с подобными организациями в других странах, например в Германии. Они не отрицают, что трудности есть, но все же возражают против того, чтобы делать акцент на особенностях спортсменов. Тут Франсуа даже кашлянул, ибо его поразила такая деликатность в выражениях несдержанного на язык Филипа. Каждый может, продолжает Филип, определить свой предел, и вовсе необязательно рвать жилы. С точки зрения Содружества, это и является принципом состязательности. Жаклин хорошо понимает всю сложность определения границ между состязательностью и жаждой рекордов. Разумеется, никого из членов Содружества не принуждают участвовать в соревнованиях, ибо спорт понимается исключительно как способ времяпрепровождения, и тренировок вполне для этого достаточно. Однако это отнюдь не означает, что можно закрывать глаза на дисциплину: поиск тренировочных баз, инвентаря, инструкторов отнимает много времени и стоит денег, так что, пожалуйста, никакого плавающего графика — приходить на занятия нужно всегда вовремя.

Рита опускает голову и улыбается Франсуа:

— А это несколько затруднительно, правда ведь?

Она кажется ему красивой. И глупой.

— Нет, честное слово, я не понимаю, что на него нашло, он стал таким уступчивым…

Собравшиеся принимают речь Филипа благосклонно, раздаются аплодисменты — как ловко он обошел скользкую тему! Разве что Франсуа, Этьен, Андре и еще пара-тройка участников, не охваченных всеобщим энтузиазмом, чувствуют здесь некоторый подвох. Впрочем, Франсуа вспоминает тот день, когда они с Филипом впервые встретились в офисе ассоциации «Рейн — Дунай». Ему всего-навсего хотелось стать муреной… Если бы тогда разговор зашел о соревнованиях, состязательности и тому подобном, он бы немедленно послал всех к черту.

— А я люблю поразвлечься, — шепчет Рита на ухо Франсуа, пока все скрипят стульями, поднимаясь, чтобы выпить за процветание Содружества.

Франсуа чокается с Ритой, но избегает ее заигрываний. Его плечи ломит, спину тянет — последнее время он мог плавать лишь на ней, да еще сидеть в воде. Бертран ходит к физиотерапевту раз в неделю, тот дает ему рекомендации по расширению грудной клетки и укреплению мышц между лопатками, чтобы процесс шел сам по себе. Бертран советует Франсуа тоже обратиться к этому доктору.

— Ну, честно говоря, — тихо произносит Этьен, покачивая головой, — за мир во всем мире! Да-да, пять минут, и он наступит!

Франсуа ждет, пока они с Филипом останутся наедине. Он предпочитает разговаривать с президентом Содружества без посторонних — тогда тот более искренен.

— Я вспоминаю наш первый разговор после тренировки два года назад. Ты сказал, что Содружество не только для инвалидов — для всех. Что это не гетто… Иначе я не стал бы заниматься.

— Но я и сейчас не изменил своего мнения на сей счет.

— Вот смотри: нормальные спортсмены ставят рекорды, иногда получают травмы, а иногда и гибнут. Ты что, осуждаешь их за это? Нет, ты ими восхищаешься.

— Ну, когда как…

— Нет, ты ими восхищаешься, Филип! Я слышал, как ты пел дифирамбы Шарли Голлю во время гонки «Тур де Франс», когда он выиграл этап «Бриансон — Экс», несмотря на проливной дождь. А как ты восхвалял Анкетиля, когда он заработал себе воспаление легких? А Пинтарелли — помнишь? — когда он получил травму на третий день соревнований, но продолжал гонку, замотанный в бинты и пластырь, словно египетская мумия? Сущий кошмар, но ты ни словом его не осудил. Если это не подвиг, я себя ногами удавлю! И разве это не опасно?

— Голль и Анкетиль просто хотели закончить гонку. И это не имеет ничего общего с Нюбергом.

— Очень даже имеет, что с Нюбергом, что с Бахманном. Это и значит — превозмочь себя. И они сделали это тогда, во время гонки. И мы здесь делаем то же самое, по-своему, конечно, но мы тоже бьемся за победу.

— Но у нас не те возможности. У нас не те тела.

— Ну, в таком случае, Филип, каждый спортсмен уникален по-своему — и нормальный, и инвалид.

— Кстати, что касается прыжков выше собственной головы, подвигов, я считаю их глупостью. Эгоцентризмом.

— Налей-ка еще винца…

Филип встает и направляется за новой бутылкой. Вино оставляет следы на стенках бокалов.

— А участие в Сопротивлении? Это ведь подвиг?

— Ну, в каком-то смысле…

— Но ты вступил в его ряды. Ты рисковал головой, ты мог погибнуть. Тебя наградили, ты получил общественное признание. Ты же стал героем, или нет?

— Ну, точно уж не героем. Послушай, такие вещи нельзя сравнивать…

— Но ты же не отказываешься от наград?

— Сопротивление — это не только я. Это был коллектив.

— То есть ты хочешь сказать, что Нюберг, я, все остальные калеки, да и ты тоже — мы не защищаем нечто большее, чем мы сами? Например, возможность заниматься спортом для всех инвалидов. Способности каждого из них, их ценность? А что, не так? Каждое индивидуальное достижение есть общее дело.

— Вспомни слова Кубертена: «Главное не победа, а участие».

— Да ты же сам не веришь в это, — смеется Франсуа. — Или ты хочешь сказать, что Леклерк воевал только ради освобождения Франции? Слова Кубертена, конечно, мудры, вежливы, но его девиз годится лишь для проигравших. Ну ладно, пусть к Бахманну их еще можно применить. Логично. Но скажи серьезно, Филип, почему ты отрицаешь достижения инвалидов?

Филип допивает бокал и надевает пиджак:

— Рекорды в нашем деле — вещь крайне относительная. Люди вообще не понимают, зачем нам это. Так что все, чего мы