Читать книгу - "На круги своя. Повесть и рассказы - Александр Федорович Тебеньков"

вел ее за собой, безошибочно выбирая кратчайший путь между домами, словно ориентировался по стрелке внутреннего компаса.

Сколько раз он, бывало, ходил этой дорогой!..

Они вышли на Комсомольскую как раз в нужном месте. Сквозь ветки узенького скверика посреди проезжей части, на противоположной стороне улицы был виден тот самый дом – двухэтажный, сложенный из белого некогда кирпича, под острой черепичной крышей, с резными балконными решетками.

– Оля, – сказал Алексей.

– Да, Алешенька, – торопливо ответила она. – Ты побудь здесь, а я сейчас. Узнаю, дома ли она, и сейчас же – за тобой.

– Только ты… знаешь, не говори, что я здесь. Ладно?

– Не скажу! Только, Алешенька, как же… Ну да как получится, скажу, что старый знакомый. Хорошо, Алешенька?

Алексей не сходил с места, стоял там, где его оставила Ольга. Он следил за ней, пока она не скрылась за углом дома, и ему внезапно до спазм в горле захотелось курить. Он оглянулся по сторонам и, смущаясь, попросил сигарету у проходившего мимо паренька.

Круглая клумба в скверике была сейчас завалена грязным снегом.

Еще при дневном свете он примечал на клумбе самые красивые цветы. Распрощавшись у подъезда, он шел сюда и срезал их перочинным ножиком, перевязывал букет бечевкой и забрасывал его вон на тот балкон – крайний справа…

После первой затяжки он чуть было не выбросил сигарету, но, пересиливая себя, вновь поднес ко рту.

Табак не успокаивал. Успокоил его – по старой памяти – сам процесс курения. Он неспешно, неглубоко затягиваясь, докурил сигарету до самого фильтра и щелчком, чисто рефлекторным движением, отбросил окурок в глубокий снег под деревьями. И тут увидел Ольгу.

Она бежала к нему через сквер в расстегнутом, развевающемся от бега пальто, одной рукой неуклюже размахивала, а другой придерживала сползающий платок. С середины сквера она принялась призывно махать Алексею…

– Знаешь, – сказал он, внезапно остановившись у подъезда. – Если она меня не узнает, я сразу уйду.

– Не глупи, Алеша, – сказала Ольга, прерывисто дыша. Она еще не успокоилась после бега. – Иди, иди, горе ты мое!

По широкой деревянной лестнице с высокими ступеньками они поднялись на второй этаж, и Алексей опять остановился. Дверь квартиры была приоткрыта. Он оглянулся на Ольгу, поднял руку к звонку, но Ольга быстро перехватила ее.

– Заходи, – почему-то шепотом сказала она. Алексей покачал головой. Тогда Ольга сама толкнула массивную, обитую черным дерматином дверь и вошла в квартиру. Алексей, помешкав, нерешительно шагнул за ней.

Большая прихожая еле освещалась тусклой лампочкой, болтавшейся где-то высоко, под самым потолком. И в углах, и под вешалкой скопился мрак. В противоположной входной двери стороне угадывался такой же громадный коридор.

Ольга неплохо ориентировалась в этой полутьме. Она быстро сбросила сапожки, оставшись в шерстяных вязаных носках поверх капроновых чулок, потом пальто, платок и теперь торопила Алексея. Он покорно снял пальто и шапку, разулся, подумав, что хорошо, что на нем новые, только вчера днем купленные носки.

Длинным, еще более темным коридором Ольга повела Алексея за руку вглубь квартиры и, неожиданно остановившись, толчком распахнула незаметную в полутьме дверь комнаты.

Яркий свет ударил Алексею в глаза. Он лился из широкого окна, отражался от зеркала паркета… Алексей заморгал, привыкая, и не сразу заметил стоящую чуть сбоку окна женщину. Ольга слегка подтолкнула его. Он сделал несколько шагов и остановился. Женщина у окна показалась ему совсем незнакомой, чужой. Но она шагнула навстречу, и Алексей сразу же, по первому движению, узнал ее.

Он растеряно оглянулся, но увидел лишь затворяющуюся за Ольгой дверь.

– Здра… – голос его сорвался, и он несколько раз кашлянул. Он лихорадочно думал, как же поздороваться: «Здравствуй» или «Здравствуйте», но вдруг, сам не зная почему, слегка поклонился и сказал: – Добрый день!

– Здравствуйте! – голос ее был совершенно тот же, может, стал чуточку глубже и свободнее, богаче по интонации и красочней.

Но звучал он дежурно-равнодушно. Это был голос хозяйки дома, встречающей незнакомого гостя, о котором еще ровным счетом ничего неизвестно, с которым на первых порах волей-неволей приходится выполнять все жесткие требования этикета. Алексей вздрогнул и чуть отступил назад.

Марина улыбнулась ему – любезно, вежливо, обходительно – и крикнула мимо него:

– Оля, ты куда?

Поравнявшись с Алексеем, она сказала:

– Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Я сейчас вернусь, извините. – И добавила, видимо, сочтя нужным объяснить: – Удивляюсь просто Ольге, что с ней сегодня? Прямо-таки невежливо с ее стороны…

Она остановилась у закрытой двери и, повернув голову, улыбнулась ему еще раз, ослепительно и дежурно, чуть извинительно. И вдруг улыбка застыла на ее лице, превратившись в гримасу.

Алексей стоял посредине комнаты и видел, как расслабились и бессильно опустились ее руки. Она медленно повернулась к нему и прислонилась к дверному косяку, словно ноги не держали ее.

– Не может быть, – прошептала она едва слышно. – Нет-нет, не может быть, – она медленно покачала головой и опустила веки.

Алексей порывисто шагнул к ней и остановился. Не открывая глаз, она снова медленно покачала головой.

– Это ты, – то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала она. – Это ты… Ну, скажи что-нибудь…

– Мариша… Здравствуй, Мариша…

Она открыла глаза, и Алексей задохнулся, заглянув в них.

Зеленые, словно первая трава весной, огромные и лучистые, они распахнулись навстречу Алексею изумлением и доверчивой радостью.

Их разделяло два шага.

Медленно, словно завороженные, они протянули друг другу руки и вздрогнули, когда пальцы соприкоснулись…

Марина была с Алексеем почти одного роста. Неловко склонившись, она уткнулась лицом в его плечо и тихонечко, будто про себя, повторяла снова и снова: «Боже мой, Леша… Это же ты, Лешенька… Боже мой, Боже мой!..», а он, одной рукой прижимая ее к себе, гладил взбитую, пышную копну рыжих, с медным отливом волос, упругих и жестких от лака, молчал, вдыхая запах странных, незнакомых духов, и мысли его кружились и путались.

Он склонил голову, потянулся губами к ее щеке, но она, не отрываясь от его плеча, вдруг мелко затрясла головой: «Нет-нет, Лешенька, подожди, милый, подожди, мой хороший…»

Массивная висячая сережка больно упиралась ему в шею. Марина тяжело, всем телом приникла к Алексею, он боялся пошевелиться, переступить с ноги на ногу, чтобы не потерять равновесие.

«Ну, вот и все! – неожиданно подумалось ему.  – Вот и все… Кончилась моя одиссея – сбылась мечта идиота. Вот я и нашел ее».

«Мариша, милая! – потом подумал он. И неприятно удивился, не ощутив на этот раз в полной мере того душевного подъема и трепета, с которым столько лет мысленно называл это имя. – Я просто устал, – поспешил он с оправданием самому себе. Элементарно, тривиально устал. Это всего лишь нервная разрядка. Это пройдет».

Он ласково, но сильно заставил ее поднять лицо и поцеловал раз, и другой. Голова пошла кругом, звенящая тишина охватила его.

Они стояли у закрытой двери и целовались неистово, взахлеб, словно пытались наверстать упущенное когда-то. Марина то отвечала со страстностью, которая снова бросала Алексея в звенящее безмолвие, то опять прятала лицо у него на плече. Тогда Алексей подносил к губам ее руку, покрывая мелкими, почти воздушными поцелуями от кончиков пальцев до локтя.

Марина опомнилась первой.

– Лешенька, миленький, подожди секундочку, – она откинула голову и смотрела, улыбаясь, на него. Глаза у нее по-прежнему сияли и искрились. – На кого я стала похожа, ты же меня всю растрепал.

– Ну что ты, Мариша, пустяки какие, – он снова попытался привлечь ее к себе.

– Тс-с-с! – она ласково провела кончиками пальцев по его губам. – Нехорошо, Лешенька, Оля-тo что подумает.

– Какая Оля?.. А-а, да она давно ушла!

– Нет. – Марина покачала головой. – Идем, позовем ее.

– Зачем?

– Надо, Лешенька, так надо, милый ты мой мальчик! – Она высвободилась из его объятий и повела за собой вглубь комнаты, приговаривая: – Сядь вот здесь, миленький, посиди минутку спокойненько, а я сейчас. Только приведу себя в порядок – и все. Хорошо?

Она усадила его