Читать книгу - "Пять времен года - Авраам Б. Иегошуа"

домработницу, с которой не встречался уже несколько недель и общался лишь с помощью телефона и записок. Он закрылся у себя в комнате, чтобы поменьше разговаривать с ней, но она, видно, была в необычайно хорошем настроении, потому что все время распевала и ковры выбивала громче обычного, а в конце концов сама вошла к нему с громким возгласом: ах, она так рада видеть его, как он поживает? «А вы выглядите лучше, — сообщила она под конец. — Намного лучше». В конце концов она ушла, оставив за собой сверкающую чистотой квартиру. Время приближалось к двенадцати, но машина, которая должна была забрать его, все еще не появлялась. В час ему пришлось согреть себе обед. «Теперь мне и квитанцию на обед придется подписать самому», — подумал он с нарастающим раздражением. Закончив есть, он решил взяться за приготовленные для поездки папки и подвести итоги. Ему захотелось избавиться наконец от этого дела насовсем. Но в два часа в дверь позвонили. Это был водитель — высокий плотный араб примерно того же возраста, что и Молхо. Он был из деревни вблизи Зруа, и его послали привезти Молхо. «Почему так поздно?» — набросился на него Молхо. Оказывается, водитель уже два часа крутится по Хайфе в поисках нужной улицы. «Стоит ли выезжать так поздно? — колебался Молхо. — Не проще ли отменить эту поездку?» Но мысль о девочке, по-прежнему трепетавшая в нем, плюс возможность немного урвать у государства на расходах на бензин в конце концов склонили чашу весов в пользу поездки. «Но меня нужно будет привезти обратно!» — сурово предупредил он араба. Тот, однако, даже слова такого не слышал — «обратно». Может быть, имелось в виду, что кто-то другой привезет Молхо «обратно»? Молхо опять заколебался, но потом все-таки собрал разложенные было на столе папки, прихватил на всякий случай пижаму и комнатные туфли, завернув их в газету, сменил туфли на поношенные и тяжелые, сердито сказал арабу: «Поехали!» — и запер за собой дом.

На улице их ждал старый пикап, набитый товарами, и Молхо почему-то втолкнули на переднее сиденье, между водителем и его женой, большой толстой женщиной в черном платье. Пикап тронулся, но пополз медленно, с трудом одолевая вязкую послеполуденную жару, двигатель громко тарахтел, дорога была забита, и вдобавок они время от времени сворачивали куда-то вбок, в очередную арабскую деревню, чтобы выгрузить часть товаров. Молхо даже не подозревал, что под самой Хайфой есть столько арабских деревень. Стиснутый между арабом и его женой, потный, злой, проклиная в душе свою долю, он наблюдал за медленно ползущей мимо окна дорогой и с омерзением следил, как водитель переключает сцепление, всякий раз демонстрируя величайшую осторожность и почти полное отсутствие всякого умения. От нечего делать он стал расспрашивать араба, что у него общего с Бен-Яишем, и тот ответил, что Бен-Яиш помогает ему наладить связи с соседними селами и оформлять счета на развозимые товары. Других тем для разговора у него не было, араб и его жена тоже не разговаривали друг с другом, в кабине воцарилась унылая тишина, и арабка стала подремывать, то и дело наваливаясь на Молхо. Когда они начали длинный подъем в горы, у Молхо тоже стали закрываться глаза, и он, в свою очередь, начал клонить голову на ее огромную грудь, то и дело вздрагивая и просыпаясь. До Зруа они добирались три часа, по дороге свернули в деревню, где жил водитель, — она выглядела так, будто находилась где-то в диких горах турецкой Анатолии, — жена водителя вышла, сняла обувь, быстро вошла в свой дом, а сам водитель, выгрузив очередные ящики, пригласил проснувшегося Молхо выпить чашечку кофе. Молхо отправился в туалет и с удивлением обнаружил, что там очень чисто, а вернувшись в комнату, увидел, что кофе уже готов. Араб сказал: «Я слышал, что у вас умерла жена», и Молхо поразился: как он мог об этом узнать, что, у него на лбу написано? Нет, ему рассказали об этом в поселке. А что еще ему рассказали? Больше ничего. Ему просто сказали — поезжай и привези.

К школе в Зруа они подъехали в пять вечера. В мягком и нежном вечернем свете он стоял перед покинутым, молчаливым зданием, даже не удивляясь тому, что большая дверь закрыта на замок, — он с самого начала ждал, что Бен-Яиш подведет его опять. За те десять дней, что его тут не было, поля слегка пожелтели и расцвели новые цветы. Появилась какая-то новая, тонкая красота. Между домами угадывались сливавшиеся с сумерками силуэты индийцев, следивших за приезжим. «Опять этот человек из министерства», — услышал он чей-то шепот. Он медленно пересек торговую площадь, но на этот раз люди почему-то избегали встречаться с ним взглядом, как будто жалели его.

И он опять пошел привычным уже путем в сторону дома Бен-Яиша, и опять прошел мимо гудящего столба электропередачи, и опять ощутил знакомую радость узнавания этих мест, но теперь уже не мог различить, был он здесь много лет назад или просто помнит все со времени прошлого приезда. Дом Бен-Яиша тоже был закрыт, он хотел заглянуть внутрь, но все жалюзи были плотно закрыты. Он постучал, и ему на мгновение показалось, что там кто-то есть, потому что ему послышался какой-то шелест, и он позвал: «Откройте! Это я!» — но шелест уже умолк, и никто ему не ответил. Он спустился к дому девочки и не без волнения постучался в дверь. Она открыла ему, на ней было белое в красный горошек платье, и он тоже покраснел, снова увидев ее чистое и серьезное лицо, и ему почему-то показалось, что за минувшие дни она стала меньше ростом. «Где отец?» — спросил он. Оказалось, что отец в больнице. «В больнице? — переспросил он, даже чуть обрадовавшись. — Давно?» Нет, он поехал туда сегодня утром и должен скоро вернуться. Девочка все еще придерживала тонкой рукой дверь, видимо гадая, намерен гость войти или хочет вернуться, и, может быть, даже опасаясь, что он снова займет ее кровать. И Молхо тоже не мог решить, стоит ли ему входить в дом, когда там не было ни одного из родителей. Что-то подрагивало у него внутри, как будто там притаилось какое-то маленькое, еще бесполое существо, тянувшееся к этой девочке. Он всмотрелся в полутьму коридора за ее спиной и увидел приоткрытую дверь ее комнаты, уголок тяжелого комода и край старой кровати с наброшенным на нее одеялом. Девочка проследила за его взглядом. Она стояла перед