Читать книгу - "Спасти огонь - Гильермо Арриага"

смерть минимум на пять лет. Но это если главного босса раньше не порешат. Таково уж колесо бизнес-фортуны. Шеф помер — грядут чистки. Братва зубами вгрызается за место на верхушке. И таких мудаков, как Крыса, убирают первыми. Дону Пепе для улещивания патрона нужен был кэш, а тут откуда ни возьмись вылезает этот малахольный и говорит, мол, «низ». «Слушай сюда, убогий, — сказал он Хосе Куаутемоку, — я тебе по-простому разложу. Если завтра у меня не будет всего бабла чистыми банкнотами, тебя и твою зазнобу, — тут он кивнул на Хулиана, — на ленточки порежут».

Хулиан судорожно вздохнул, но Хосе Куаутемок оставался невозмутим. «Послушай, — сказал он Крысе, — ну закроют эту стройку, вот и все. За нее не государство платит. Ее частные лица затеяли, чтобы нас, зэков, облагодетельствовать». Крыса обернулся на своих головорезов и снова уставился на Хосе Куаутемока: «Да мне насрать, кто платит, государство, не государство. Похер. Либо у меня будет лавэ, либо вас сцапает костлявая». Хосе Куаутемок ни одним мускулом не двинул: «Мы столько не стоим, братан. За нас и десяти тысяч песо никто не даст. А хочешь убивать работяг — вперед, хоть жри их с зеленым соусом». Хулиан изумлялся этому хладнокровию. Можно было подумать, Хосе Куаутемок обсуждает, как расставить футболистов в дворовой команде. Дон Пепе подался вперед и пристально вгляделся ему в лицо. «Что нам с этого будет?» — спросил он. «Слушай, братан, — Хосе Куаутемок отказывался называть этого дурного психа доном, — ты своими угрозами добьешься только одного: стройка встанет». Крысе горделивый тон пришелся не по нраву. «Да я вас без денег, просто так убью», — сказал он. Хосе Куаутемок был холоден как лед. Он понимал, что это не просто брехня. Их и вправду могут хлопнуть прямо сейчас. Но так дело не пойдет. «Этот проект одобрен президентом, — сказал он, — и за ним стоят очень серьезные люди». А Крысе-то что до президента? Через два года придет новый, и договариваться будут уже с ним. «А мне по барабану», — сказал он. «Тебе, может, и по барабану, а вот шефам нет». Крыса собирался ответить, но тут рот открыл Хулиан: «Мы можем попросить президента приостановить экстрадиции». В газетах все время муссировалось недовольство нарко тем, что их отправляют в США. Одно дело — когда тебя судят и сажают в Мексике, где при удаче и попутном ветре, может, чего и обломится: кабельное телевидение, свободный доступ телочек, тако по-пастушьи, мягкая перина, и совсем другое — когда ты попадаешь в тюрягу строгого режима к гринго, где тебя никто не знает, секут круглыми сутками и даже жалкого одеяла не допросишься. Почти всегда попавшихся больших боссов отбук-совывали в Гринголенд. По политическим соображениям: парочка крупных рыб для нового американского президента — отличный подарок на Рождество. Такие решения обратной силы не имеют, и дон Пепе это знал. «Да так и так их отправят к янки. Хрена лысого вы тут сделаете». Конечно, они ничего не могли сделать. Но Хулиан вынул козырь из рукава: «Для шефов не сделаем, а для вас, дон Пепе, очень даже сделаем». Крыса американцам на хрен не упал. Обычный тупорылый мясник, не в курсе откатов политикам, не в курсе перекачки порошка и прочих веществ, не в курсе бизнесменов — отмывателей чужого добра, не в курсе счетов в офшорах вроде Панамы или Каймановых островов. Зачем экстрадировать сифилитика, вся ценность которого — в умении мочить людей? «Я гринго не сдался. Я им ничего не сделал», — сказал Крыса с некоторой тоской в голосе. Хосе Куаутемок сообразил, к чему клонит Хулиан, и вставил: «Раньше — может быть. Но не теперь». Дон Пепе воззрился на них. Они что-то знают или так, лапшу вешают? Экстрадиция для него смерти подобна. Пожалуй, и похуже смерти будет. В этих клятых тюрьмах человеку даже повеситься не дают. Только узел из футболки начнешь вязать, как уже заходит десяток вертухаев и самого тебя вяжут. Дон Пепе всякого наслушался про колонию в Колорадо. Холоднее, чем в сибирской тундре, а жратва хуже, чем в «Макдоналдсе».

«А ты откуда знаешь, что я у янки на примете?» — подозрительно спросил он. «Век воли не видать, — сказал Хосе Куаутемок. — Думаешь, я тебе с какого перепою низ-то предлагаю? А этих шестерых с тобой заберут, если будешь еще выеживаться». Шестеро амбалов переглянулись. А их-то за что? Они простые труженики преступного мира, дешевая рабочая сила. Им и в кошмарах не снилось, что они, оказывается, на примете. «Так что я тебя предупредил, братан. До нас больше не докапывайся». Дон Пепе заколебался. Больно борзые они. Без хорошей крыши так не разговаривают.

В общем, они договорились. Дон Пепе не станет брать мзду за стройку. По низам. Чисто по-братански он попросил сто тысяч на всех (двадцать ему, полтос боссам, по две штуке каждому амбалу, а остальное на «оперативные расходы») и не экстрадировать его. Договор скрепили рукопожатием. «Я думал, нам каюк», сказал, выйдя, Хулиан. «Я не думал, я точно знал», — ответил Хосе Куаутемок.

Сто тысяч перешли из рук в руки на следующий день. Для Педро это вообще были не деньги, так, смотаться на выходные в Авандаро на море. Но все равно зря потратились. Босс всех боссов, которому надоели Крысины косяки, приказал его «сместить». Труп дона Пепе обнаружили в тюремной прачечной, с полусотней ножевых ранений. И да, закололи его все те же шестеро амбалов.

Одна только мысль, что завтра я увижусь с Хосе Куаутемоком, не давала мне уснуть, я ворочалась с боку на бок. Когда мне наконец удалось провалиться в сон, зазвонил будильник у Клаудио. Как обычно, он поцеловал меня в лоб, встал и отправился в душ. Снова эти его прихорашивания и притирания. Я одним глазом посмотрела, как он идет в ванную. Рядом с этим мужчиной я состарюсь — у меня не было никаких сомнений. Пусть в наших отношениях не обходилось без проблем, пусть мы жили в двух разных мирах, пусть иногда он выводил меня из себя, я все равно не представляла себе будущего без него. Ему жилось легче, чем мне, его не одолевали экзистенциальные сомнения. Как-то раз я заметила маме, что Клаудио — простак. Она мудро ответила: «Он простой, а не простак». Важное отличие, если вдуматься. Я пришла к заключению, что он одновременно и простой, и простак. Простак, потому что довольствуется весьма ограниченными горизонтами. Не пытается расширить свое видение