Читать книгу - "Прорыв под Сталинградом - Генрих Герлах"

полагаю, что командование армии вполне в состоянии оценить ситуацию объективно. Если можно дать хотя бы малейшие гарантии того, что русские поступают честно, думаю, Паулюс примет их предложение. При текущем раскладе он попросту не может взять на себя ответственность за отказ.

– Именно так, господин обер-лейтенант, – поддакнул кашевар. – Вот и мы, пока я суп мешал да несчастну кость заталкивал поглубже, к тому же пришли. Кто ж может взять на себя ответственность вот за такое вот!

Бройер перечел листовку. Что там говорил полковник фон Герман? Что выхода нет? Так вот же он! Но если бы знать, что ждет их по ту сторону, если бы только знать…

– Я часто думаю, герр обер-лейтенант, – смущенно произнес ефрейтор Гайбель, – что наши командиры… Я имею в виду не полковника фон Германа, а командующих корпусами, армиями… Что они, когда ведут войну, вовсе не думают о нас, простых солдатах. Их заботят куда более важные материи – честь, геройство и такое прочее… А о том, чего это может стоить солдату, им, верно, размышлять и недосуг.

– Экий вы болван, Гайбель, – раздосадованно ответил начразведот. – Генерал-полковник Паулюс тревожится и печется о положении солдат в окружении не меньше каждого из нас… А может, и больше. Именно поэтому я убежден, что он примет выдвинутый ему ультиматум.

– Забудьте об этой листовке, Бройер, – не поднимая глаз от книги, сказал Визе. – Паулюс не капитулирует.

– Конечно! Так точно! – вскричал зондерфюрер. – Фельдмаршал давно дал отказ! Вы поглядите: ответа ждут к десяти утра девятого января… Так нынче и есть девятое! Если б Паулюс сдался, давно уж не было бы огня!

– Что? Где это написано? – вновь уткнулся в бумагу Бройер. – И правда: девятого первого, к десяти ноль-ноль… Мне срочно нужно в штаб!

В блиндаже начальника штаба он застал полковника фон Германа за сборами.

– Хорошо, что зашли, Бройер, – произнес командир. – Вот мы с вами и попрощаемся… И передайте лейтенанту Визе, чтобы немедленно собирал вещи. Он отправляется со мной в штаб моей новой дивизии в качестве адъютанта.

Бройера точно громом поразило. Как же так – потерять и командира, и Визе… Их узкий круг доверенных лиц распался. Все разваливалось…

– Что у вас ко мне? – спросил фон Герман и взял у него из рук листок. – А, ультиматум… Прошу вас его уничтожить. Позаботьтесь, чтобы информация не дошла до личного состава.

Подойдя к столу, он принялся рыться в бумагах.

– Вот, возьмите! Это и вас касается! – бросил он, протягивая Бройеру машинописный документ. В нем значилось следующее:

Командующему 14-м танковым корпусом

Отделу разведки и контрразведки

Сообщение

для доведения до личного состава

08.01.1943 в районе Макеевки советские переговорщики передали представителям вермахта запечатанное письмо с требованием капитуляции, адресованное главнокомандующему 6-й армией генерал-полковнику Паулюсу. Немецкая сторона отказалась принимать письмо, переговорщики были незамедлительно отосланы.

После того как противнику стало ясно, что ему не победить окруженную армию силой оружия, он предпринимает попытки сломить наш боевой дух с помощью дешевой пропаганды. Ему этого не добиться! 6-я армия будет удерживать Сталинград, пока не пробьет час освобождения.

Впредь в случае, если в окрестностях немецких позиций будет замечен вражеский переговорщик, следует немедленно открывать огонь.

Часть третья

На кресте прозрения

Глава 1

Обжалованию не подлежит

Бройер очнулся ото сна. В недоумении завертел головой. Сердце его яростно колотилось, грудь словно стиснули железными скобами. Что за черт! А может, просто кошмар привиделся? Комнату наполняло ровное дыхание спящих. Снизу резал своей монотонностью храп Фрёлиха. В окошке занимался новый день. Слегка подрагивала лампочка под потолком, притушенная до крохотной точки, серые полутени вокруг нависали пугающей тяжестью. Вдруг Бройер понял, что же такое его разбудило.

– Эй, Фрёлих! – под ним раздалось недовольное ворчание. – Чтоб тебя! Да проснитесь же! Слышите!

Из-под стола вынырнула заспанная физиономия Фрёлиха и вопросительно уставилась на обер-лейтенанта, тот напряженно вслушивался. Теперь и Фрёлих уловил глухие продолжительные раскаты, издалека напоминавшие барабанную дробь.

– Артиллерия!

– Верно, пушки, – подтвердил Бройер.

Минуя спящих товарищей, оба осторожно выбрались на воздух, навстречу колючему утреннему морозу. Грохот стоял убийственный. В блиндаж проникало лишь его слабое эхо, но тут, на поверхности, ревело на многие километры: невообразимый зычный гул, казалось, вырывался откуда-то из глубины и в то же время разил с неба – землю буквально колотило в ознобе. Небо на западе, еще затянутое тенью уходящей ночи, алело кроваво-красным, и на его фоне то и дело взмывали ввысь желтые языки пламени. Оба офицера застыли, боясь даже сделать вдох. Рука Бройера тяжело легла на плечо зондерфюрера.

– Русские! Масштабное наступление, – прохрипел он. – Теперь-то уж точно: тушите свет.

Главный перевязочный пункт в верховье Россошки, один из многих. Максимальная вместимость двести человек, сейчас там больше шестисот. Погруженная в полумрак бывшая конюшня битком набита человеческими телами, в которых еще теплится жизнь, – увечными, обезображенными обморожением и растерзанными. Люди сидели в длинных проходах плотными рядами, затылок в затылок, зажатые между ног товарищей, их изодранная форма была покрыта вшами, словно плесенью, и когда один шевелился, по рядам трепетной волной пробегал стон. Чудовищное зловоние наполняло все вокруг – так пахнут клетки с хищниками. В двух пустых бочках из-под бензина тлели кусочки торфа, едкий чад облаком собирался под дощатой крышей, пробитой в нескольких местах. Через крошечные оконца без стекол и хлипкие глиняные стены врывался холод, полз по лицам и рукам и замораживал содержимое ампул.

Это убогое прибежище, часто сотрясаемое ударами артиллерии и ночных авианалетов, присмотрел для себя пастор Петерс и делить его больше ни с кем не собирался. Увы, картины здешней душераздирающей реальности не отпускали его даже по ночам, во время короткого сна. Как и яма возле сарая, полная до краев, куда сбрасывали ампутированные руки и ноги… Новые “поступления” исчислению не поддавались, с каждым днем раненых неумолимо прибывало и прибывало, и все они ждали – под открытым небом, сидя на снегу, ждали, пока внутри освободится место. Отважно продирались санитары по рядам, выуживая то тут, то там окоченевшее тело – тому, кто потерял много крови, от лютого мороза спасения нет. На все это смотрел пастор Петерс. А еще хирург. Высокий худощавый мужчина с изможденным лицом, почти никогда не спавший и державшийся на ногах благодаря кофе и бог знает каким еще бодрящим средствам. При свете керосиновой лампы он склонялся над простым незамысловато сколоченным из обыкновенных досок столом и, засучив рукава, копался в разрезанной плоти, откуда, как из чана, шел пар. Скупой на