Читать книгу - "Смерть героя - Ричард Олдингтон"

Странно идти по этому незнакомому Лондону: все как будто по-прежнему, и, однако, все изменилось. Тусклые, едва мерцающие фонари, тщательно завешенные окна, улицы какие-то запущенные, движения на них мало, во всем подавленность и уныние… Уинтерборну стало не по себе. Казалось, огромный город обречен, вершина могущества и славы уже пройдена – и теперь он возвращается к далекому, глухому прошлому, медленно тонет среди холмов и болот, на которых некогда поднялся. Как будто на несколько веков приблизилось то время, когда какой-нибудь уроженец Новой Зеландии, сидя на обломках Лондонского моста, будет зарисовывать в дорожном альбоме окружающие руины.

Где-то наши парни, где они теперь,

Наши дружки-земляки?

Может, гуляют на Лестер-сквер,

Может, у Темзы-реки?

Там их нет, не ищи, не пробуй,

Покатили они в Европу…

Солдаты опять и опять с назойливым упорством насвистывали мотив этой песенки, и под свист Уинтерборну невольно вспоминались ее немудреные слова. Странно вдруг оказаться так близко от Фанни и Элизабет. Что-то они сейчас делают?..

Там их нет, не ищи, не пробуй!

С дороги он телеграфировал Элизабет, но телеграмма, наверно, не дошла.

Они набились в лавку и принялись за сандвичи, за яичницу с ветчиной и имбирную шипучку. Для пива было слишком поздно. Наши воины – образец воздержанности – не станут пить пиво среди ночи.

Около двух часов они вернулись на вокзал. К изумлению и радости Уинтерборна, его ждали там Элизабет и Фанни. Его телеграмма, несмотря на неурочный час, все-таки дошла. Элизабет вызвала по телефону Фанни, они вместе поехали на вокзал Ватерлоо и убедились, что состава с Апширским отрядом здесь нет. Фанни пустила в ход все свое обаяние, от неравнодушного к женским чарам коменданта узнала, где надо искать апширцев, – и вот они здесь. Все это выложила Элизабет, явно волнуясь, торопливо и отрывисто. А Фанни только стиснула левую руку Уинтерборна, и уже не выпускала ее, и не говорила ни слова. До отхода поезда оставалось минут десять. Офицер, сопровождавший их отряд, заметил, что Уинтерборн разговаривает с двумя женщинами, очевидно «из общества» – и подошел.

– Можете сесть в любой вагон, Уинтерборн, только не упустите поезд.

– Слушаю, сэр, очень вам благодарен, – Джордж молодцевато вытянулся и откозырял.

Элизабет хихикнула:

– Ты каждый раз должен это проделывать?

– Таков порядок. В армии этому придают большое значение.

– Какая нелепость!

– Ну, почему же нелепость? – возразила Фанни; она почувствовала, что Джорджа задело презрение, прозвучавшее в голосе Элизабет, – Это просто условность.

Поезд был битком набит новобранцами: солдаты из разных отрядов уже разошлись по вагонам. На платформе остались только два или три офицера, комендант да Уинтерборн с двумя женщинами. Как часто бывает на вокзале в минуты расставанья, все трое казались смущенными и не знали о чем говорить. Уинтерборн чувствовал себя глупым и неловким, все слова вылетели у него из головы. Он прощается с ними, быть может, навсегда, кроме них, он никогда никого по-настоящему не любил, – и вот ему нечего им сказать. Он только и чувствует, что глуп и неловок, и никак не одолеет тупой отчужденности… На Элизабет н Фанни новые шляпы, которых он раньше не видел, и юбки гораздо короче прежнего… Хоть бы уж поезд тронулся! Конца нет этому ожиданию. О чем говорит Элизабет? Он прервал ее:

– Это что же, новая мода?

– Какая?

– Короткие юбки.

– Ну конечно, да и не такая уж новая. Ты что в первый раз заметил?

– Ну, там, где я был, деревня, глушь. Прилично одетой женщины я не видел с тех пор, как был в отпуске.

Бестактность! Те несколько дней он провел с Фанни. Милая Фанни! Она – молодчина. Решила тогда, что будет ужасно забавно провести субботу и воскресенье с самым обыкновенным томми. Штабные офицеры ей уже надоели до смерти. Одно было плохо; в сколько-нибудь приличные гостиницы и рестораны рядовым доступа нет. Но Фанни была настроена вполне демократично. Элизабет – та вообще была равнодушна к подобным вещам. Поглощенная своими чувствами и переживаниями, она ничего такого не замечала.

Несколько долгих, тягостных секунд они молчали. Потом все разом начали что-то говорить и оборвали на полуслове:

– Прости, я тебя перебил.

– Что ты хотел сказать?

– Да пустяки, уже не помню.

И опять замолчали.

Уинтерборн чувствовал, что немного робеет в присутствии этих нарядных дам. Непостижимо, как это они очутились здесь в два часа ночи и разговаривают с простым томми? Он неуклюже прятал руки, – в них въелась грязь. Черт бы побрал этот поезд! Да тронется ли он когда-нибудь? Джорджу было жарко и неудобно в шинели, и он начал ее расстегивать. Паровоз свистнул.

– Все по вагонам! – закричал комендант.

Уинтерборн торопливо поцеловал Фанни, потом Элизабет.

– До свиданья, до свиданья! Не забывай писать. Мы будем посылать тебе посылки.

– Большое спасибо. До свиданья.

Он направился к вагону, дверь которого оставили для него открытой, но там было битком набито. Следующим шел багажный вагон с солдатскими пайками. Уинтерборн вскочил в него.

– Тебе придется стоять! – воскликнула Фанни.

– Ну, почему же. На полу сколько угодно места.

Поезд тронулся.

– До свиданья!

Уинтерборн помахал рукой. Он не испытывал особого волнения, только сильней давила тяжесть, давно уже лежавшая на душе. Две женщины, махавшие ему платками, вместе с платформой поплыли назад. Красивые они обе, и одеты великолепно.

– Будьте счастливы! – крикнул он на прощанье в порыве бескорыстной нежности к ним обеим. И потерял их из виду.

Обе плакали.

– Что он крикнул? – всхлипывая, спросила Элизабет.

– «Будьте счастливы».

– Как странно! И как это на него похоже! Ох, я знаю, никогда больше я его не увижу.

Фанни пробовала ее утешить. Но Элизабет почему-то казалось, что имению Фанни во всем виновата.

Очутившись в тряском вагоне, Уинтерборн минут десять сидел на своем ранце. Было почти совсем темно, лишь тускло светил керосиновый фонарь; дежурный, придвинувшись к нему, пытался читать газету. Солдаты, которым поручено было охранять продукты, чтобы не раскрали, уже улеглись на полу. Уинтерборн застегнул шинель, поднял воротник, подложил под голову поверх ранца шерстяной шарф и растянулся на грязном полу рядом с остальными. Через пять минут он уже спал.