Читать книгу - "Токсичный компонент - Иван Панкратов"

– И в чём выгода? – спросил тогда Максим.

– В госпиталь попасть, – удивился вопросу Леонов. – Это же отдых. Бегать не надо. Строевой заниматься не надо. Кровать по сто раз заправлять не надо. Рай, да и только. И знаешь, что нужно сделать, чтобы такой фигни больше никогда не было?

– Что?

– Надо приказ издать, в котором бы говорилось, что период лечения в госпитале в срок службы в дисбате не засчитывается. И всё – больше никто бы ничего с собой не делал.

– А если пневмония? Или действительно травма какая-то? – удивился Добровольский, хотя, безусловно, логика в словах капитана была.

– А нехрен болеть, – коротко ответил Леонов. И, наверное, он был прав – по его мнению, в дисбате надо вину кровью искупать, причём настоящей, а не в анализе мочи. И поэтому если заболел – счётчик твоего срока должен остановиться и терпеливо дожидаться, когда ты опять вернёшься за забор с колючей проволокой.

– Узнать «мастырщика» проще простого, – продолжал учить новичка капитан. – Приходит он к тебе в сопровождении оркестра – друзья его под руки ведут. Нога в красных пятнах, толстая, как бревно. Кожа лоснится, на блестящую кожуру яблока похожа. Бери такого с санитаром в перевязочную. Обязательно при свидетелях. Если внимательно присмотреться – можно на ноге след от иголки найти, у меня на этот случай увеличительное стекло приготовлено, лежит в перевязочной, в тумбочке у двери. Посмотри, поищи точку. Если не увидел сразу, все равно сделай вид, что нашёл – некоторые сознаться могут, тут тебе санитар за свидетеля сойдёт.

Добровольский слушал капитана и думал, что неплохо бы всё это записывать. Инструкция была дельная и вряд ли где-то изложена в письменном виде.

– Если не сознался, берёшь иголку от шприца и два шарика – один со спиртом, другой сухой. Пальпируешь ногу и смотришь, где болит или где газ крепитирует. Может, уже к этому времени максимальная гиперемия тебе точку пункции покажет. Никакого новокаина не надо. Просто тыкаешь иголку в то место, которое вычислил. Пусть орёт – плевать. Втыкаешь и сразу вынимаешь. Следом за иголкой из места укола капелька крови появится. Ты её сухим шариком вытираешь – и сразу к носу подносишь. Чтобы понюхать. Специально уточняю, чтобы ты понял. Не разглядывать, а именно нюхать. Понял?

Максим кивнул.

– И когда ты впервые этот запах почувствуешь, уже не забудешь никогда. Запах гнили и дерьма. Сильный, тошнотворный запах. Даже эта маленькая капелька будет пахнуть так, как будто ты парапроктит вскрыл миллилитров на двести гноя. Я поначалу блевал рефлекторно, сил не было сдержаться. Только понюхаю – и тут же выворачивало, чуть ли не на сапоги. Но другого способа экспресс-диагностики пока не придумали, Максим Петрович, так что брезгливость и рвотный рефлекс придётся преодолевать… А почему не спрашиваешь, зачем второй шарик, который со спиртом? Его нужно в стакан отжать и похмелиться. Да шучу я, шучу, – рассмеялся он, глядя на Максима. – Место укола потом протрёшь. Асептика, антисептика, дезинфекция – ну ты понял.

Максим понял и попросил капитана как-нибудь показать ему такую патологию – судя по всему, случаи могли быть разнообразной сложности как по тяжести состоянии, так и по топографии. Леонов ухмыльнулся и подытожил:

– Поверь, долго ждать не придётся. Раз в месяц – стабильно дурью маются.

Ждать тогда действительно не пришлось. Уже через три недели после начала работы в медпункт привели прямо с плаца, с занятий по строевой, бледного как смерть мальчишку.

– Рядовой Пахомов, первая рота, второй взвод, статья двести сорок шестая, один год, – тяжело дыша, представился солдат, после чего просто сел на пол возле стены, вытянув левую ногу.

– Встать, рядовой Пахомов! – гаркнул Леонов, слегка опешивший от такой наглости. Солдат замотал головой и ничего не ответил. Капитан приказал поднять его тем, кто помог ему сюда дойти.

– На кушетку положили, берцы с него сняли и бегом обратно!

Его приказ был исполнен быстро и точно. Пахомов лежал на кушетке, весь покрытый крупными каплями пота. Дырявые носки с торчащими из них пальцами источали какой-то запредельный смрад.

– Что с ногой? – спросил Леонов, нависнув над ним.

– Болит со вчерашнего дня, – очень тихо ответил солдат. – Сильно болит.

– Громче говори! – Капитан наклонился к нему. – Что делал с ногой? Упал? Ударил кто-нибудь?

– Не знаю… Не бил никто… Не было ничего…

– Значит, музыка навеяла, – категорично заявил Леонов и хлопнул Пахомова ладонью по голени. Солдат зашёлся каким-то нечеловеческим криком на пару секунд, а потом резко замолчал. Голова расслабленно повернулась в сторону, ноги вытянулись, хотя до этого он пытался левую ногу удерживать в согнутом положении, подпирая её правой стопой.

– Нашатыря пусть сестра даст, – недовольно сказал капитан. – Помнишь, ты хотел узнать, что такое «мастырка»? Похоже, сегодня и узнаешь.

Пахомов пришёл в себя через несколько секунд после того, как ему под нос сунули ватку с нашатырём. Он вздрогнул, попытался отползти, но ударился головой об умывальник, который стоял рядом с кушеткой.

– Помоги штаны с него снять, – требовательно обратился капитан к Максиму. Пахомов несколько раз вскрикнул во время этой процедуры. Следом за штанами сняли «белуху», которая от нескольких сотен стирок уже давно стала серой и своему названию не соответствовала.

– Вот, смотри, – ткнул пальцем в распухшую голень Леонов. Солдат снова крикнул не своим голосом и жалобно попросил капитана не делать так. – Не делать? А я просил тебя дерьмо в ногу вкалывать? Нет? Терпи. Ты себе к одному году за «самоход» ещё один годик сейчас накинешь за членовредительство и уклонение.

– Не было ничего, – гнул свою линию Пахомов. – Просто нога распухла. Не было…

– Теперь смотри и запоминай, – не слушая солдата, сказал Леонов Максиму. – Иголка и два шарика.

Он, взяв всё необходимое, подошёл к Пахомову, встал над ним, потом взглядом попросил Добровольского взяться за ногу – на всякий случай. Когда он воткнул иголку, солдат взвизгнул, как ужаленный.

Леонов быстро выдернул иглу, мазнул шариком по ноге и протянул Максиму:

– Нюхай!

И Добровольский понюхал.

Когда Пахомова увезли в госпиталь – его надо было срочно оперировать, – Максим вымыл в медпункте пол от своей рвоты, а потом полчаса старательно полировал ботинки, пара пятен на которых долго не давала ему забыть первый опыт встречи с анаэробной гнилостной межмышечной флегмоной в дисциплинарном батальоне…

То, что он почувствовал, вдохнув аромат мазка из раны Марченко, сразу же напомнило годы работы в дисбате. Максим, конечно, с тех пор стал гораздо устойчивее ко всему, что может произвести на свет человеческий организм в периоды болезни, в