Читать книгу - "Шесть ночей на Акрополе - Георгос Сеферис"

Последняя тень удалилась. Кинотеатр был забит до отказа. Зажгли свет, оцепенение прошло, и человеческая масса потекла по проходам на улицу.

В этот момент стоявший во весь рост Николас сделал круговое движение головой, вытянул руку, хотя он и не имел привычки делать жесты, и сказал:

— Смотрите! Смотрите! Через восемьдесят лет никого из них не будет в живых! А пока что пойдем поедим!

Казалось, будто тот вечер был подчинен единому обязательному распорядку. Они взяли два такси и отправились в таверну — в подвал на улице Агиу Мелетиу.

Дела не складывались так, как нужно: Николас был прав. Эти семеро молодых людей в Афинах, почти при диктатуре Панкалоса,[31]казались вялым Вавилоном. Всякая вспышка разговора тут же угасала в частных междометиях.

Саломея проявляла особую заботу о стакане Николаса. Платье Лалы время от времени совершенно неожиданно меняло местоположение, словно золотая рыбка. Рот Сфинги напоминал точку, в которой оканчивалась вселенная. Николас смотрел на него, вздыхал, опорожнял стакан и делал что-то дотоле неслыханное: болтал, не умолкая. Он сказал:

— Дорогие друзья! Стратис намедни говорил мне, что прочел в какой-то исключительно важной книжке о чудаке, одержимом манией коллекционировать воду из разных рек. Точь-в-точь как коллекционируют марки.

Саломея посмотрела на Стратиса, который впился в нее взглядом. Быстрым движением она наполнила стакан Николаса.

Николас продолжал:

— На полках у этого странного человека можно видеть Ганг, Волгу, Темзу, Сену, Дунай, Нил и т. д., и т. п. Видеть в бутылочках с этикетками.

Госпожа Саломея проявила достойную всяческих похвал инициативу, предложив нам время от времени расставаться на несколько часов с одиночеством или чрезмерным многолюдьем и встречаться в компании. Надеюсь, она простит, если я скажу, что она состоит в некоем таинственном родстве с вышеупомянутым коллекционером.

Действительно, глядя на вас, мне кажется, что госпожа Саломея выстроила вокруг этого подземного стола бутылочки с водой из разных рек.

Да, дорогие друзья, каждый из нас — некая река, некая завершенная река от истоков до устья, некая несообщающаяся река в закупоренной бутылочке.

Таким образом, неизбежно возникает вопрос: вопрос настолько волнующий, что выходит за рамки нашего узкого круга, и замечательным образом связанный с особенностями нашего племени, состоит в следующем:

Кто отопрет запертые реки? Кто откупорит закупоренные бутылочки? Кто, друзья мои, смешает несколько капель из течения Иордана, если предположить, что это — Нондас, с несколькими каплями из течения Скамандра, если предположить, что это — Стратис, или из течения Брахмапутры, если предположить…

Труд этот, как видите, выше человеческих сил.

— Я знаю только одного, — сказала Сфинга. — Нужно только, чтобы он захотел принять неупорядоченное ромейство.[32]

Калликлис оживился, но не проронил ни слова. Николас опорожнил свой стакан. Саломея тут же наполнила его снова.

— Проблема, которая меня волнует, — ответил он, — причастность к нашей компании, госпожа Сфинга. Поэтому я не подумал о господине Лонгоманосе.

— О господине Лонгоманосе!.. — встрепенулась Сфинга. — О господине Лонгоманосе!.. Удивительно, как Вам удается умалять великие проблемы!

— Если бы я носил брюки Тофалоса,[33]они спадали бы с меня при ходьбе, — сказал Николас. — Предположим, что я — Кикловоррос,[34]но в таком случае позвольте мне продолжить.

Прошу прощения, но я не подумал о господине Лонгоманосе. Мысли мои, вполне естественно, устремились к тому небесному телу, которое оказывает воздействие на воду.

Как вам известно, это небесное тело — луна.

Светлый порыв пронесся по лицу Лалы. Она повернулась к Саломее, но не видела ничего, кроме Николаса. Калликлис упорно смотрел на губы Сфинги. Возможно, именно поэтому он и воскликнул громко:

— Создадим общество лунатиков!

— Мое предложение, дорогой Клис, — не просто красивые слова. Я хочу предложить некий точный план, — сказал Николас. — Обращаюсь к Нондасу, который кое-что смыслит в точных науках.

Нондас выбрался из трясины блуда и очищения, перекинув через нее доску.

— Я здесь! — воскликнул он.

И, повернувшись к Калликлису, добавил:

Быть здесь и не здесь — не все ли равно?

Ведь как ни вертеться, мне место одно.

Знаешь, что это такое?

— Чушь! — сказала Сфинга.

— Сурис,[35]— ответил Калликлис.

— Не утруждайтесь, — сказал Николас. — Это — Поль-Амбруаз.[36]

Он засмеялся и опорожнил стакан, который снова наполнила Саломея. Он продолжил:

— Итак, существует некое тело, оказывающее воздействие на воду, — луна. Однако, чтобы быть уверенными, что мы проводим опыт при самых благоприятных условиях, нужно найти время и место, при которых воздействие луны максимально. Какое это время?

— Полнолуние, — забывшись, сказала Лала.

— Браво, госпожа Лала, Вы ответили правильно, — сказал Николас. — А теперь более сложный вопрос: где это место?

Лала покраснела. Она устремила взгляд своих больших глаз на висевшую над ними голую и пыльную электрическую лампу.

— Где оно? Где? — спрашивали другие.

Николас, не отвечая, принялся шарить по карманам. Компания с интересом смотрела на него. Он вытащил две пачки сигарет, ключи, два карандаша, кошелек, вырезки из газет и вывалил все это на стол. Он продолжал нервозно искать. На мгновение он расстроился. Наконец, извлек из глубин внутреннего кармана небольшую желтоватую бумажку, поднял ее высоко вверх двумя пальцами и произнес:

— Вот это место. Я нашел его сегодня днем, в двадцать пять минут третьего, в трамвае, когда возвращался домой. Прошу обращаться с ним бережно. Стратис, будь добр, обнародуй.