Читать книгу - "Успешное покорение мира - Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

У своего дома Джозефина отблагодарила Эда Бимента, которого удачно использовала, искрой надежды, вошла через боковую дверь и поднялась к себе в комнату. Окно было открыто; торопливо переодеваясь, чтобы ехать на свадьбу, она стояла на сквозняке, желая простудиться и умереть. Увидев свое отражение в зеркале ванной комнаты, она не выдержала, присела на край ванны и тихонько всхлипнула, как будто прочищала горло, а вслед за тем принялась полировать ногти. Выплакаться можно было и ночью, в постели, когда все уснут, а сейчас день всего лишь клонился к вечеру.

Обе сестры вместе с матерью стояли бок о бок во время венчания Мэри Джексон и Джексона Диллона. Церемония была грустной и сентиментальной: она знаменовала конец прекрасной, блистательной юности девушки которая пользовалась всеобщим восхищением и любовью. Наверное, никто из присутствующих не увидел в этом действе символов завершения целой эпохи, но с высоты десятилетия им бы показалось, что некоторые детали уже припорошены нелепостью вчерашнего дня, а то и подернуты лавандой дня позавчерашнего. Невеста подняла фату, улыбаясь своей трогательно-серьезной «милейшей» улыбкой, но со слезами на глазах, а потом обвела взглядом подруг и широко раскинула руки, будто желая их всех обнять в последний раз. Затем она повернулась к молодому мужу, серьезному и безупречному под стать ей, и сказала одними глазами: «Свершилось. Я вся твоя навек».

Сидя на скамье, Констанс, которая была одноклассницей невесты, откровенно рыдала, и сердце стучало у нее в груди, как в гулком склепе. Рядом с ней Джозефина являла собой не столь однозначное зрелище: она пристально наблюдала. Ее глаза напряженно смотрели вперед, но раз-другой из них выкатились одинокие слезинки; тогда ее лицо, будто напуганное этим ощущением, становилось чуть более жестким, а губы застывали в дерзкой неподвижности, как у ребенка, которому приказано не озорничать. Шевельнулась она лишь однажды, когда чей-то голос у нее за спиной произнес: «А ведь это малышка Перри. Само очарование, правда?»; тогда она повернула голову к витражам, чтобы неизвестные обожатели полюбовались ее профилем.

Потом родные Джозефины отправились на банкет, так что ужинала она в одиночестве, вернее с младшим братом и его нянькой — что, в сущности, не делало никакой разницы.

Ее душа опустела. В этот вечер Энтони Харкер, «глубоко любимый… нежно любимый… глубоко, нежно любимый», любил другую, целовал ее уродливую, ревнивую физиономию; вскоре ему суждено было растаять навсегда, вместе со всеми своими ровесниками раствориться в браке без любви, чтобы оставить на ее долю мир Тревисов де Коппетов и Эдов Биментов, которые были такой легкой добычей, что не стоили даже улыбки.

У себя наверху она вновь порадовалась, когда зашла в ванную комнату и увидела себя в зеркале. А вдруг ей выпадет умереть этой ночью во сне?

— Ах, какая жалость, — прошептала Джозефина.

Распахнув окно, она сжала в руке единственное напоминание об Энтони, большой носовой платок с его инициалами, и удрученно забралась под одеяло. Простыни еще не согрелись ее теплом, когда в дверь постучали.

— Письмо, с нарочным доставлено, — объявила горничная.

Включив лампу, Джозефина распечатала конверт, взглянула на подпись, потом опять на адрес, и грудь ее затрепетала под ночной рубашкой.

Милая маленькая Джозефина, это все лишено смысла, но я не могу ничего с собой поделать и не могу лгать. Я влюблен в тебя отчаянно, до боли. Когда ты сегодня убежала, это чувство обрушилось на меня лавиной, и я понял, что не способен от тебя отказаться. Дома я не находил себе места и лишь метался из угла в угол, вспоминая твое милое личико, твои милые слезинки в холодном, чужом вестибюле. Только сейчас я взялся написать тебе…

Письмо растянулось на четыре страницы. Где-то в середине было сказано, что разница в возрасте не играет никакой роли, а заключительные слова гласили:

Понимаю, как тебе сейчас тяжело; я отдал бы десять лет жизни, чтобы оказаться рядом и поцеловать твои сладостные губы на ночь.

Дочитав до конца, Джозефина застыла; печаль вдруг улетучилась, а на ее место, как показалось Джозефине от избытка чувств, пришла радость. Однако по ее лицу пробежала тень.

«Боже!» — выговорила она про себя. И взялась читать письмо с начала.

Первым ее порывом было позвонить Лиллиан, но она передумала. У нее перед глазами маячил образ невесты, безупречной невесты, незапятнанной, любимой, в дивном, священном ореоле. Чистота отрочества, множество подруг, встреча с идеальным возлюбленным, само Совершенство. Усилием воли Джозефина мысленно перешла к сегодняшней сцене. Разумеется, Мэри Джексон ни за что бы не стала хранить такое письмо. Джозефина вскочила и порвала его на клочки, которые, поеживаясь от неожиданно густого дыма, тут же сожгла на стеклянной столешнице. Ни одна приличная девушка не стала бы отвечать на такое письмо; пусть считается, что его и вовсе не было.

Она протерла столик мужским носовым платком, который до сих пор сжимала в руке, а потом рассеянно бросила его в корзину для белья и нырнула под одеяло. Ее вдруг сморил сон.