Читать книгу - "НАТАН. Расследование в шести картинах - Артур Петрович Соломонов"

Когда один из хранителей, нагой и смятенный, держась за шатаемый ветром стул, завопил: «Да воскреснет Бог! Да расточатся враги Его!», Тугрик прекратил свистеть.

С холодной яростью енот осматривал полуобнаженный зал. На притихшую публику опускались страницы уголовного дела и клочки одежд. Трусики уважаемой судьи последними спикировали на лысину прокурора.

Но эротического трепета он не испытал.

В тайных папках архива Мосгорсуда хранятся поразительные фотосвидетельства: молодая судья, практически Фемида, яростная и полунагая, зачитывает приговор Эйпельбауму и еноту. Невдалеке по стойке смирно стоят полуобнаженные судебные приставы: их взгляды исполнены гнева. Перекошены яростью лица нагих журналистов: ветер совсем не пощадил инфовоинов. На лысине прокурора, как знамя, водружены женские трусики, и он зачем-то отдает судье честь…

Под восхищенный рев публики (который ощутим даже на фото) Натан и Тугрик получают еще двенадцать лет заключения за «оскорбление чувств верующих во власть».

Свист енота запустил череду мистических происшествий.

В тюрьме, куда Натана и Тугрика отправили отбывать «дополнительный, с горочкой, срок» (как выразился в заключительном слове прокурор) с Эйпельбаумом и енотом стали обращаться с необъяснимым пиететом. Натану позволили гулять когда угодно: на прогулках он беспрепятственно диктовал еноту новые воззвания и трактаты. Тугрик стал восходить по карьерной лестнице: его назначили тюремным библиотекарем. Облаченный в поеденный молью лапсердак, Тугрик страстно приобщал заключенных к литературе, особый упор делая на Свифта и Гоголя, и категорически отказывался выдавать Достоевского. «Это про вас, но не для вас, — отказывал он просящим. — На воле насладитесь».

В неограниченных прогулках и неутомимом просвещении прошло четыре недели. А на пятую субботу, прекрасную, взывающую к свободе субботу, Тугрик и Натан бежали.

В розыск беглецов не объявили.

Примечание главного редактора: Тишина окружила, тишина охватила нас. Помню, как психолог, терзаемый желанием покончить с тишиной, выкрикнул из своего укрытия:

— Я все вижу! Я умею читать по лицам! Вы восхищаетесь болезнью! Вы восторгаетесь ее носителем!

— Да кто же восхищается! — заволновался политолог. — Кто восхищается?!

— Да все мы восхищаемся, — произнес вдруг один из нас, но мы так и не смогли установить, кто именно. Мы перевели взгляды на чучело енота: не заговорил ли наконец покойный зверь?

Я громко закашлялся, возвращая нас к реальности, но, увы, мои попытки производили все более слабый эффект.

Картина пятая

Космос как предчувствие

Космическая даль моя родная

Спустя два месяца после побега енота и Эйпельбаума вышел очередной номер «Космического вестника», где сообщалось, что из сотен претендентов избраны два астронавта для полета в космос. Обложку украшал Натан Эйпельбаум: он гладил Тугрика, сидящего у него на коленях.

Оба были в скафандрах.

Оба были готовы к вылету…

Общественное пространство заполнили проклятия и восторги, ведь граждане нашей страны в моменты потрясений отключают разум. А поскольку потрясения никогда не покидают российскую жизнь, то наши добрые граждане в изумлении рождаются, в изумлении сходят в могилу. Мы не отделяем себя от соотечественников, ведь и мы в те великие и непостижимые дни даже не попытались объяснить грандиозный и зловещий смысл событий, последовавших за бегством Натана и енота из тюрьмы. Да что скрывать? Все мы возвысились и сделали карьеры в исторический период, когда смирение и подобострастие стали главным критерием профессионализма. Не прошла даром интеллектуальная трусость, к которой нас всех принуждали и за которую награждали. Я выбрал лучших из лучших, но даже они оказались группой калек… С ними я попытался взобраться на Эльбрус. Какого я ждал результата?

Впрочем, выбор сделан и путь почти пройден.

Навстречу не разгаданной нами литературной загадке несется другая — космическая.

Теперь-то нам известно, почему на суде енот так страстно защищал искусство: он знал, что именно оно поможет спастись ему и Натану.

Находясь в заключении, еще до знаменитого «суда обнаженных» (как впоследствии стали назвать этот процесс), Тугрик получил от Роскосмоса конфиденциальное предложение сняться в художественном фильме об отважных советских космонавтках — Белке и Стрелке. Сюжет пленил енота: двум космическим странницам потребовалась врачебная помощь — Стрелка нуждалась в срочной операции на сердце, а Белка, глядя на страдания подруги, заработала нервный срыв и сорвала голос. Выполнять оперативные задания собаки больше не могли. На советскую науку надвигался позор…

Получив сигнал бедствия с МКС, советские ученые растерялись, но ненадолго. На оперативном совещании было принято решение выслать на помощь отважным космическим путешественницам енота-ветеринара. Более того — енота-хирурга, который еще детенышем получил великолепное медицинское образование и военно-патриотическую закалку: «он был рожден в московском зоопарке, и этим все сказано» (так гласил сценарий).

Конечно, енот-ветеринар должен был еще доказать свое право на полет, пройти все испытания и предъявить комиссии отменное здоровье и беспримерную отвагу.

В сценарии Тугрик, по его словам, опубликованным в «Космическом вестнике», увидел «философскую глубину и славянофильскую мощь, а также реализацию давно назревшей общественной потребности снимать фильмы о патриотических животных». Недобрые языки уверяли, что ничего этого в сценарии енот не увидел, а просто использовал шанс покинуть тюрьму, захватив с собой преступного друга.

Поскольку Тугрик был единственным на планете говорящим енотом, его заочно и прочно утвердили на роль, что польстило не лишенному тщеславия зверю.

Чтобы официально подтвердить согласие на участие в съемках, Тугрик совершил диковинный жест: послал передачу из тюрьмы на волю. Глава Роскосмоса получил из «Матросской Тишины» буханку хлеба, преломив которую, обнаружил записку: «Енот Тугрик выражает официальное согласие стать астронавтом». Тугрик поставил лишь одно незыблемое условие: он не отправится на съемки без Эйпельбаума.

Заручившись согласием Тугрика, Роскосмос принялся убеждать ФСИН, что енот необходим в историко-патриотическом кинопроекте, но