Читать книгу - "Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова"

ее. Она перебежала дорогу на красный, чего раньше никогда не делала, и ей хотелось еще творить глупости, пусть даже с угрозой для жизни.

Возле школьного гардероба двое опаздывающих пап, бренча автомобильными ключами, раздевались. «Скорее, уже начинается», – торопил охранник. Софья забежала в битком набитый зал и стала искать глазами свою подругу. Ольга, увидев ее, помахала, мать Ляйсан пробралась и села рядом. На сцену вышла директор школы и поприветствовала зрителей. Занавес пока был опущен. Подруги волновались за Галю, как она сыграет, не забудет ли слова, и в волнении, в духовной близости своей взялись за руки.

Вдруг сзади зашептали:

– Говорил же я: у Ляйсан мать баб любит, а отец – мужиков! Они с кем-то, с какой-то парой семейной, поменялись и живут!

– Врешь??

– Отвечаю! Вторая пара тоже чьи-то предки, из нашей школы.

– Охренеть…

Софья хотела было отнять руку, но Ольга крепко держала ее. Начался спектакль. Галина вместе с другими детьми передвигалась по сцене, произносила свои слова, время от времени включалась музыка. Когда все закончилось, обе женщины, как и другие зрители, встали и захлопали липкими от пота ладонями. Затылки горели, сердца бились, ноги едва держали. Мать Ляйсан почувствовала, как от деланной улыбки неприятно дрожат щеки.

Одевалась она задумчиво, долго стояла перед зеркалом, то влево берет надвинет, то вправо, а то и вовсе на лоб натянет. Мать Галины терпеливо ждала ее. Рядом галдели дети разных возрастов, носились туда-сюда. Софье казалось, будто голоса доносятся из-под земли и дети не то резвятся, не то взывают о помощи. Когда школьники разошлись по классам на чаепитие, в гулком холле сделалось зловеще-пустынно. Ольга взяла подругу за локоть и вывела из школы. Они немного постояли на крыльце, глубоко вдыхая осенний воздух. По-прежнему сырой, холодный, проникающий в глубины живого существа, добирающийся до самых костей. Ах, снег! Если бы выпал он, вокруг сделалось бы теплее и на душе полегчало бы… Небо плотно затянуло тучами, но они лишь закрывали солнце, не проливаясь ни снегом, ни дождем. Лишь сырость висела в воздухе, как чьи-то невыплаканные слезы.

Какое счастье – войти в сухой дом и сунуть ноги в теплые тапки! Котята перевернули коробку, в которой спали, разлили воду из миски, а сами резвились на кухне.

– Дети какие злые, а?

– Да…

– Почему, как считаешь?

– А что ты хочешь, если крокодила Гену объявили педофилом и запретили «Ну, погоди!», потому что волк курит.

– Педофилом???

– А ты не знала? «Голубой щенок» еще…

– Я отказываюсь, отказываюсь, отказываюсь жить в таком мире! – Софья залезла ногами на диван и закрыла лицо руками.

Ольга вытерла мокрое пятно с пола.

– Будешь жить. Куда ты денешься! Выдай Ляйсан замуж за хорошего человека и только потом помирай.

– Самое страшное, что мы с моим сыном не встретимся, если я своей смертью умру. Я и хотела… руки на себя наложить, и к нему, в самое пекло… Мой муж так и не дал мне крестить сына! А я крещеная, понимаешь?

Некоторое время женщины молчали и ласкали котят.

– Бог его знает… Может, и нет там ничего… Совсем ничего нет, – выдохнула Софья.

– Что с твоей дочерью делать будем?! Одноклассники затравят ее из-за нас! Ты поди объясни им, почему мы вместе живем! Так заклюют, что она под поезд кинется!

Послышался глухой, тяжелый поворот ключа в замке. Через мгновение в квартиру вошла Галя. Обе женщины кинулись в прихожую.

– Ляйсан где? – спросила ее мать.

– Сказала, придет позже.

Матери переглянулись и вновь посмотрели на Галю.

– Доченька, ты была… великолепна!

– Правда?!

– Настоящая актриса! – Мать и дочь обнялись, и одежда Ольги намокла – куртка Гали была сырая.

Ольга мгновенно оказалась возле окна, но так как на улице было темно, снега она не увидела. Тогда она выключила свет, влезла на подоконник. Сердце поднялось к горлу и птицей забилось в нем – крупные белые хлопья кружили в воздухе, не торопясь лечь на землю. Дернула в бок ручку окна, распахнула его и засмеялась снегу. Вытянула руку, на которую сели и тут же исчезли несколько снежинок. Мать Гали губами подобрала капельки, оставшиеся на руке, захлопнула окно и кинулась в прихожую.

– Ляйсан, как же моя Ляйсан?!

Ольга, стараясь не глядеть на перепуганную Софью, прыгнула в сапоги, а когда потянулась к вешалке за пальто, подруга схватила ее за руку:

– Не уходи, прошу! – Но Ольгу это не тронуло.

– Галя! Доченька, поешь. Макароны на плите. А я скоро вернусь!

Выбежала на улицу! Подняться к себе на девятый этаж не решилась, хотя видела, что на кухне горит свет, а в комнате Гали включен торшер – свет слабый, мягкий, зеленый – цвета Галиных штор. Женщина глядела на свои окна. Как сильно хотела она домой, к мужу! Вернулся ли он? Или взял себе вечерников и до сих пор на работе? Возможно, у них в квартире тот, муж этой, убийца кота. Ольга хватала ртом снежинки и вдруг разом пожалела об идее спуститься ниже, дабы Галя не сиганула. А теперь она, да и муж ее, видимо, тоже, и Галя насквозь пропитались несчастливой историей чужой семьи, и это помешает им. Надо, надо было сдать квартиру и снять другую… Теперь вот еще и злые дети обвинили их в однополой связи… Про Ляйсан знают, узнают и про Галю – тогда точно скинется от позора, даже выяснять не станет… А, к черту все! Прижаться к мужу, родному! И пусть все катится. Чужие люди, чужие дети…

Первая радость от снега прошла, замерзли ноги, руки. И не только холод, а беспокойство сковало тело Ольги. Она вдруг уверилась в их расставании. Откуда знала? Чувствовала… Но надеялась… Гнала от себя дурные мысли, но они так и лезли в голову.

Она пока впускала к себе того после обеда. Не решалась порвать. Потому что привыкаешь и к грязи, и к собственной непорядочности, и страшно этого лишиться, пусть даже оно и не нужно и мешает жить, потому что кажется, что теряешь что-то важное: руку, ногу, голову. А дни, когда тот не приходил, были самые чистые, самые счастливые, звенели даже – настолько были прозрачны и легки. И после такого дня Ольга сияла, была полна какой-то необъяснимой доброты и одним своим видом, взглядом, прикосновением исцеляла свою подругу, сближалась с дочерью и засыпала с легким сердцем.

Чтобы согреться, мать Гали принялась ходить вдоль дома от балкона деда-вонючки до балкона бабы Дуни и обратно. Снег под ногами не хрустел – хлюпал. Он ненадолго задерживался на земле, таял