Читать книгу - "Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп"

– Акции лорда Альфреда купил я, – ответил Мельмотт с очень сильным нажимом на личное местоимение. – Если я счел нужным дать лорду Альфреду Грендоллу деньги вперед, полагаю, я могу это сделать, не спрашивая разрешения у вашей милости или у сэра Феликса Карбери.

– О да, конечно. Я не собирался вызнавать, как вы распоряжаетесь своими деньгами.

– Я уверен, что не собирались, поэтому не будем об этом больше. Обождите немного, лорд Ниддердейл, и вы увидите, все будет как надо. Если вы найдете несколько лишних тысяч фунтов и вложите их в концерн, вы, конечно, сможете продавать акции, и, если они растут, продавать с прибылью. Сейчас предполагается, что в какое-то ближайшее время вы подкрепите свое право на директорский пост внесением капитала, а до тех пор акции вам выделены, но не могут быть вам переданы.

– Ясно, ясно, – сказал лорд Ниддердейл, притворяясь, будто понял.

– Если между вами и Мари все будет так, как мы надеемся, вы сможете получить практически столько акций, сколько захотите – при условии, конечно, что ваш отец согласится на желаемые условия брачного договора.

– Надеюсь, с этим все пройдет гладко, – ответил Ниддердейл. – Спасибо. Я очень вам признателен и все объясню Карбери.

Глава XXIII. Да, я баронет

Легко представить, как сильно леди Карбери хотела, чтобы ее сын немедленно отправился к отцу Мари со своим предложением.

– Мой дорогой Феликс, – сказала она, стоя у его кровати незадолго до полудня, – умоляю тебя, не откладывай. Мы не знаем, по скольким причинам все может сорваться.

– Тут первое дело – подгадать время, когда он будет в хорошем расположении духа, – возразил сэр Феликс.

– Однако, если тянуть, девушка обидится.

– Не обидится. Что мне говорить про деньги? Вот в чем главный вопрос.

– Думаю, Феликс, не надо ничего требовать.

– Ниддердейл в прошлый раз назвал сумму, ниже которой не согласится. Или не он, а его отец. Столько-то должны были выплатить еще до свадьбы, а разладилось все потому, что Ниддердейл хотел получить деньги в свое полное распоряжение.

– Но ты же согласишься с запретом тратить основной капитал?

– Да. Соглашусь при условии, что мне гарантируют доход семь-восемь тысяч годовых. На меньшее я не согласен, матушка, оно того не стоит.

– Но у тебя ничего своего нет.

– У меня есть горло, которое можно перерезать, и лоб, чтобы пустить в него пулю, – ответил сын, прибегнув к доводу, который вернее всего подействует на мать; впрочем, если бы она лучше его знала, то поняла бы, что угроза совершенно пустая.

– Ах, Феликс, мне больно, когда ты так говоришь.

– Может, и больно, но ты знаешь, матушка, дело есть дело. Ты хочешь, чтобы я женился на этой девице ради ее денег.

– Ты сам хочешь на ней жениться.

– У меня к этому отношение философское. Я хочу ее денег, а значит, надо понять, сколько именно я хочу получить – и точно ли их получу.

– Думаю, тут нет причин сомневаться.

– Если я на ней женюсь, а денег не окажется, у меня будет один выход – перерезать себе горло. Когда играешь и проигрываешь, можно отыграться, но если женишься ради денег и получаешь жену без гроша, то остаешься связанным по рукам и ногам, ты не согласна?

– Разумеется, он заплатит вперед.

– Легко сказать. Разумеется, он должен заплатить вперед, но попробуй, когда уже назначена свадьба, не пойти в церковь из-за того, что деньги еще не выплачены. Он такой продувной, что я не сумею понять, выплачены они или нет. Десять тысяч годовых в карман не положишь. Если ты уйдешь, матушка, я, возможно, подумаю о том, чтобы встать.

Леди Карбери сознавала опасность и всячески прокручивала в голове этот вопрос. Однако она видела дом на Гровенор-сквер, неограниченные расходы, скопление герцогинь, общую принятость в свете и коммерческую славу Мельмотта. И она могла сопоставить это все с абсолютной безденежностью своего сына-баронета. Ему неоткуда ждать избавления. Трудности таких, как лорд Ниддердейл, – временные. Есть фамильные поместья, и маркизат, и золотое будущее, а у Феликса впереди нет решительно ничего. Все, чем он когда-либо будет располагать, есть у него сейчас – положение в обществе, титул, красивое лицо. Уж конечно, он может рискнуть! Даже обломки нынешнего богатства Гровенор-сквер лучше нищеты. И опять-таки, хотя старый Мельмотт в будущем может обанкротиться, сейчас он несомненно богат, так что, надо полагать, обеспечит благосостояние своей дочери. На следующее утро, в воскресенье, леди Карбери вновь зашла к сыну и еще раз попыталась его убедить.

– Думаю, тебе стоит пойти на небольшой риск, – сказала она.

В субботу вечером сэру Феликсу не везло в карты, и он, возможно, немного перепил вина. Так или иначе, он был зол и не настроен никого слушать.

– Я сам разберусь со своими делами, – сказал он.

– Разве это и не мое дело тоже?

– Нет. Не ты на ней женишься и не тебе придется терпеть этих людей. Я сам решу, что мне делать, и никому не позволю мне указывать.

– Неблагодарный!

– Известное дело, я неблагодарный, когда не бегу выполнять каждый твой каприз. Ты только хуже делаешь. Из-за тебя мне еще меньше этого хочется.

– На что ты в таком случае собираешься жить? Будешь вечно сидеть на шее у меня и у твоей сестры? Не понимаю, как тебе не стыдно. Твой кузен Роджер прав. Я уеду из Лондона насовсем, и живи на что хочешь.

– Это тебе Роджер так советует? Я ничего другого от него не ждал.

– Он мой самый близкий друг.

Интересно, что подумал бы Роджер, услышь он эти слова?

– Он сварливый и назойливый скупердяй, и, если он снова полезет в мои дела, я ему прямо скажу, что о нем думаю. Право слово, матушка, эти споры у меня в спальне очень утомительны. Разумеется, это твой дом, но, раз уж ты отвела мне комнату, думаю, хотя бы в ней меня можно оставить в покое.

В своем нынешнем состоянии и в его нынешнем состоянии леди Карбери не могла объяснить сыну, что в другое время и в другом месте его не застать. Если она дожидалась, когда Феликс сойдет к завтраку, он ускользал через пять минут и возвращался под утро. Она, как пеликаниха, кормила жадного птенца собственной кровью, но ждала хоть чего-то за свою самоотверженность, за свои жертвы. Птенец был с ней, пока оставалась хоть капля крови, и тут же ускользал, не разрешая даже себя приголубить. Снова и снова ей думалось, что Роджер Карбери прав. И все же она