Читать книгу - "Гора Орлиная - Константин Гаврилович Мурзиди"

— Это вы про Плетнева?

— Относительно выдвижения? Нет! — убежденно сказал Черкашин. — У Плетнева много отрицательных черточек, но я уверен, что он не карьерист.

Николай посмотрел на Черкашина внимательно и не уловил в его лице ни тени улыбки. Наоборот, серьезное выражение стало чуточку грустным. И Николаю показалось, что Черкашин, может быть, даже жалеет Плетнева. Но, проследив за его взглядом, догадался, что грусть вызвана чем-то иным: Черкашин смотрел на миловидную женщину, сидевшую рядом с начальником мастерских.

Николаю понравились ее темно-карие глаза, длинные ресницы, черные локоны, обрамляющие тонкое смуглое лицо. Было на ней какое-то красивое платье. Николай давно заметил, что если сразу нельзя запомнить наряд женщины, значит одета она, несомненно, красиво, к лицу. Фигура у нее была тоненькая, хрупкая. Сидевший с ней рядом Сергей Сергеевич, большой, с крупными, грубоватыми чертами лица, казалось, подавлял ее одним своим присутствием. Но при внимательном взгляде было видно, как Сергей Сергеевич хотел быть меньше, чтобы рядом с нею не казаться таким большим. Ухаживая за своей соседкой, он низко склонялся к ней, осторожно поворачивался, боясь задеть ее локоны.

Да, она была красивой, Николай признал это сразу. Но она не вызывала в нем такого настроения, смешанного с грустью и удивлением, какое вызвала в Черкашине.

Женщина, должно быть, почувствовала долгий взгляд Черкашина, оглянулась и слегка кивнула ему. При этом чуть улыбнулась.

Черкашин вздохнул и сказал Николаю:

— Пойдемте к столу…

В зале становилось все более шумно. Секретарь парткома Кузнецов поднялся для второго тоста.

— Выпьем за новые цехи и объекты нашего завода! — Он приподнял густые широкие брови, тронул усы молодцеватым веселым движеньем, крикнул: — Ура!

Есть такие люди, которые чувствуют себя везде как дома — без напряжения, свободно, говорят, не особенно выбирая слова, но всегда говорят их вовремя, всегда удачно. Таким был и Кузнецов. Всякий раз он казался иным — в зависимости от обстановки — и никогда не изменял себе, оставался спокойным, уравновешенным.

Черкашин выбрал среди бутылок самую узкую и высокую, предложил Николаю:

— Не хотите ли коньяка — без всяких тостов? Или лучше — каждый за свое? — и, подняв рюмку, посмотрел сквозь ее коричневое лучистое стекло все в ту же сторону.

Николаю очень хотелось расспросить Черкашина… ему вспомнилась краснощекая толстушка Фаня, ее признание, насмешка Плетнева. Может быть, эта женщина и была соперницей неудачливой в любви Фани. И все же Николай постеснялся…

Черкашин не мог усидеть на месте и вышел из-за стола. Нечаев окликнул его, подозвал, познакомил с американцем.

Мистеру Иксу было приятно пожать руку русскому инженеру. Он так и сказал. Инженеры всегда поймут друг друга, где бы они ни родились. Их объединяет нечто большее, нежели флаг нации. Их объединяет дело. Знай свое дело — в этом пафос жизни.

— Не так ли, мистер Черкашин?

Черкашин пожал плечами. Спорить ему не хотелось, и он улыбнулся из вежливости.

— Я пью за инженера! — продолжал возбужденно американец. — За его бесконтрольную власть на производстве!

И мистер Икс поднял бокал.

Все с той же улыбкой Черкашин слегка покачал головой.

Американец посмотрел на него удивленно, а потом вдруг рассмеялся.

— Прошу извинить! Я забыл, в какой стране нахожусь. Это все — вино.

Черкашин поклонился и отошел.

Мистеру Иксу показалось, что русский инженер чем-то озабочен, но директор постарался разуверить его.

— Просто устал человек.

Черкашин пошел к Николаю. Было приятно помолчать в обществе этого молодого парня, который понимает его настроение и ни о чем не расспрашивает. Но рядом с Николаем сидел теперь Алексей Петрович. Черкашин помнил старого мастера, помнил неудавшийся разговор с ним; волей-неволей пришлось бы продолжать его, но сегодня этого не хотелось. Сегодня хотелось думать и говорить о другом. Тем более, что в середине зала, в огромном квадрате, образованном столами, появилась первая пара танцоров, зазвучала мелодия вальса. Беззвучно подпевая легкой грусти, затаившейся в душе, Черкашин направился в другую сторону, сделав крутой поворот. Алексей Петрович сказал сердито:

— Обиду не забыл… Интеллигент — да и все!

Николай засмеялся.

— Дядя Алеша, сколько вам лет?

— Пятьдесят нынче стукнуло. А что?

— А ему тридцать пять.

И Николай кивком показал, куда направился Черкашин. Алексей Петрович понимающе улыбнулся.

— Ну, если так… тогда другое дело. — Он закурил и, нарочито хмуря брови, спросил: — А чего же ты со мною, стариком, задержался? Тебе и бог велел!

— Успеется!..

Черкашин остановился возле колонны и украдкой поглядывал на Сергея Сергеевича и его соседку. Громов заметил эти беспокойные взгляды Черкашина и что-то сказал женщине. Она улыбнулась, встала. Черкашин шагнул ей навстречу.

— Софья Анатольевна, здравствуйте! — сказал он, краснея и подхватывая тонкую, нежную, почти безвольную руку.

— Вы ведете себя ужасно! — сказала она, стараясь дать понять, что лишь из любви к нему делает этот дружеский выговор. — Вы должны знать, я выхожу замуж.

— Догадываюсь, — с грустной улыбкой проговорил Черкашин. — Так неожиданно!

— Надеюсь, вы не будете сердиться на меня. Видите, какой он, — продолжала все в том же шутливом тоне Софья Анатольевна. — Попробуйте такому отказать. Убьет! — Она оглянулась и позвала Сергея Сергеевича улыбкой. — Ведь вы знакомы.

Громов поспешно встал, едва не опрокинул стул, подошел и молча потряс большой мясистой рукой тонкую, нервозную руку Черкашина.

— Если бы не Александр Николаевич, — пояснила Софья Анатольевна, — я потерялась бы здесь два года тому назад, когда приезжала на практику. Он был моим провожатым и добрым наставником.

Черкашин смущенно кивнул.

Сергею Сергеевичу показалось несколько подозрительным смущение Черкашина. Не было ли чего между ними? Очень свободно могло быть. В такую хоть кто влюбится. Даже и такой долговязый. И все же Сергей Сергеевич решил, что будет правильно и даже удачно, если он оставит их вдвоем. Пусть не думает — Громов не из тех, не боится. Да и обиды не помнит. После блюминга ему нашлось дело на другом участке. А теперь вот получил повышение…

— Пойду к своим ребятам на минутку. А то неудобно, за целый вечер ни разу не подошел, — сказал он, увидев Николая.

Глядя вслед тяжело шагающему Громову, Черкашин спросил:

— Что вас заставляет?

— Не кажется ли вам бестактным подобный вопрос? — с прежней шутливой улыбкой спросила Софья Анатольевна. — Очевидно, чувства… Я как будто никому не делала признаний до этого, никому не давала обещаний… насколько я помню.

Черкашин смутился еще больше.

— Да и мне, — продолжала Софья Анатольевна, — тоже никто, кроме Сергея Сергеевича, не делал признаний. — И засмеялась: — Он не заставил себя долго ждать.

— Что вы хотите сказать этим? — краснея, спросил Черкашин.

— Александр Николаевич! Я вас не узнаю! Вы