Читать книгу - "Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький"

Вы думаете, это я извиняюсь пред Вами? Нет, никогда не извинялся ни пред кем.

Но, если я уважаю кого-либо, я говорю — ты ошибся, подумай. Нет, как Вы могли принять себе то, что — не Вам и оскорбляет Вас?

Вот это мне — обидно, да!

А за письмо Ваше — спасибо!

Оно — великолепно. И я просил бы Вас позволить мне напечатать его в «Листке».

Крепко жму руку.

А. Пешков

174

В. А. ПОССЕ

Ноябрь, после 14 [27], 1901, Олеиз.

Очень рад был получить вести о тебе, скучаю я о твоей милой роже. Ехать лечиться заграницу — считаю преждевременным. Нездоровье мое не особенно сильно, а погода здесь, право, недурная, и я думаю год или даже два подождать с переездом в Италию. Из Нижнего я уехал 7-го ноября с большой помпой. Задавали мне ужины, читали адреса, делали подношения, точно артисту, а в заключение — устроили на вокзале демонстрацию с пением «Марсельезы» и всякой всячины в этом стиле. Полиция была очень смущена и благоразумно бездействовала. Проводив меня, демонстранты с вокзала отправились пешком в город, прошли по всему нижнему базару, по всей Б. Покровке, всю дорогу пели и на площади около думы говорили речи, принятые публикой очень сочувственно. Народу было около 400. По дороге в Москву я узнал, что и в этом городе готовится встреча, а так как я боялся, что подобная штука преградит мне дорогу в город, — в котором мне необходимо было прожить дня три-четыре, — то и слез с поезда на станции Обираловка в расчете, что демонстранты, не дождавшись меня, разойдутся. Поступил глупо, ибо на Рогожской поезд, в котором я ехал из Обир[аловки], был остановлен жандармами, в мой вагон явился ротмистр Петерсон и спросил меня — куда я еду? «В Крым». — «Нет, в Москву». — «Т. е. в Крым через Москву». — «Вы не имеете права ехать через Москву». — «Это вздор, другого пути нет». — «Вы не имеете права въезда в Москву». — «Чепуха, у меня маршрут через Москву». — «Я уверяю вас, что не могу допустить посещения вами Москвы». — «Каким образом сделаете вы это?» Он пожимает плечами и указывает мне на окно вагона. Смотрю — на станции масса полиции, жандармов. «Вы арестуете меня?» — «Да». — «Ваши полномочия?» — «Я имею словесное приказание». — «Ну, что ж? Вы, конечно, арестуете меня и без приказания, если вам вздумается, но только будьте добры сообщить вашему начальству, что оно действует неумно, кроме того, что беззаконно». Тут меня, раба божия, взяли, отвели в толпе жандармов в пустой вагон второго класса, поставили к дверям его по два стража, со мной посадили офицера и — отправили с нарочито составленным поездом в г. Подольск, не завозя в Москву.

Когда меня вели по станционному двору, какие-то люди, видимо, рабочие, кланялись мне, большая толпа народа стояла молча и угрюмо, видимо, недоумевая — что такое творится?

«Видите, — сказал я жандарму, — как вы содействуете росту моей популярности? Разве это в ваших интересах? Вы поступили бы гораздо умнее, если б дали мне орден или сделали губернатором, это погубило бы меня в глазах публики». Он засмеялся и сказал: «Знаете, я тоже не считаю этого задержания… остроумным».

Жена в это время была отведена в трактир на Рогожской и там ожидала поезда в Москву. Сидя в трактире, она видела, как на Рогожскую пришла большая толпа демонстрантов с адресом и большим портретом Л. Толстого, предназначенным к подношению мне. Пошумев и узнав, что меня увезли куда-то, они возвратились в Москву, а вслед за тем со всех дворов высыпала масса полиции и последовала за ними. Обошлось, как и в Нижнем, без драк и арестов.

Впрочем, в Нижнем 9-го ноября арестована курсистка Богуш за то, что в театре, во время спектакля, крикнула публике о моем задержании, 11-го в Нижнем, в театре же, была вновь маленькая манифестация. Шла пьеса Гауптмана «Перед восходом солнца». Когда Лот в разговоре с Еленой начал перечислять «несправедливости», с галерки кто-то закричал: «Несправедливо выслали Гор[ького]!» Раздались дружные аплодисменты — чему? Вообще Нижний вел и ведет себя прекрасно. Ну, еду дальше. Везде на вокзалах масса жан[дармов] и пол[иции]. В Харькове — мне предложили не выходить из вагона на вокзал. Я вышел. Вокзал — пуст. Пол[иции] — куча. Пред вокзалом — большая толпа студентов и публики, пол[иция] не пускает ее. Крик, шум, кого-то, говорят, арестовали. Поезд трогается. Час ночи, темно. И вдруг мы с Пятницким, стоя на площадке вагона, слышим над нами, во тьме, могучий, сочный такой, знаешь, боевой рев. Оказывается, что железный мост, перекинутый через станционный двор, весь усыпан публикой, она кричит, махает шапками — это было хорошо, дружище! Мост — высоко над поездом, и крик был такой бурный, дружный, бодрый.

Все сие рассказывается тебе, товарищ, не ради возвеличения Горького в твоих глазах, а во свидетельство настроения, которым все более проникается лучшая часть русской публики. Будируют всюду и при всяком удобной случае, иногда даже смешно будируют. Одни лишь бедняжки либералы чувствуют себя неважно. Скверное у них положение! От «эпохи великих реформ» с каждым днем понемножку отламывается, введение магистрата в Питере и Москве свидетельствует о серьезном намерении начальства окончательно облагодетельствовать Русь, и у либералов — совершенно ускользает почва из-под ног. Охранять им — нечего. Остается одно: или, примиряясь с фактами, отходить направо, или же — не мириться и идти — налево. Быть же либералом уже невозможно, нет средины! Они, несчастные, мечутся из стороны в сторону и говорят о необходимости конституции. (Есть слухи, что будто бы питерское начальство тоже бы не прочь дать плохонькую конституцию, но не видит — кому можно ее дать? И действительно — кроме Стаховича — некому.) В ответ на их мечты и платонические желания им говорят: «Валяйте, просите!» — «А вы?» — «А мы — посмотрим, что вам дадут». — «Вы как будто враждебно относитесь к нам?» — «Безразлично, ибо вы — бессильны. А когда вам дадут хоть ¹⁄₁₀₀₀ конституции, — вы схватитесь за этот призрак — станете консерваторами, усилите престиж начальства и — будете нашими врагами». Они этого не любят, злятся, топорщатся, и все сильнее растет их желание получить конституцию.

Более серьезно, чем либ[ералы], заняты вопросом о «ней» старообрядцы. Пока они предполагают хлопотать об автономной церкви с представителями в синоде. Некто из их числа написал любопытный проект о необходимости учреждения «министерства вероисповеданий» и устранения свят, синода. Вообще в этой области творится очень много любопытного и даже такого, что уже совсем невероятно. Ты, впрочем, знаешь, что Русь-матушка привыкла издавна жить слухами, а не делом.