Читать книгу - "Принцесса Клевская - Мари Мадлен де Лафайет"

Находящийся в странствиях Аламир узнал о последних днях пребывания Эльсиберии в Тарсе из письма Селемина. Вряд ли до нее когда-нибудь дойдет молва о том, как жестоко отомстила судьба Аламиру его неверность, заставив испытать все муки безответной любви к красавице Заиде.

Он появился на Кипре и, как я уже вам говорила, после некоторых колебаний остановил свой выбор не на мне, а на Заиде. Любовь его к Заиде не была похожа ни на одно из его прежних увлечений. Раньше, как только кто-то привлекал его внимание, он тут же объяснялся в любви, даже не задумываясь, что может встретить отказ. От Заиды же он скрывал свою любовь и даже сам удивлялся произошедшей в нем перемене. Но когда, сгорая от страсти, Аламир все-таки открылся ей и натолкнулся на ее безразличие, то почувствовал, что любовь его не только не затухает, а овладевает им с еще большей силой. А когда это безразличие повергло его в безысходное отчаяние, он понял наконец, что такое настоящая сердечная боль.

– Что со мной происходит? – говорил он Мульзиману. – Я всегда был хозяином своих чувств. Любовь всегда была для меня лишь радостью и наслаждением. И вот я впервые встретил отказ – и любовь превратилась в муку. Вырваться из ее тисков нет сил. Меня все любили, но я не любил никого. Заида меня не любит, и я ее боготворю! Неужели ее красота обладает такой силой? Или на меня так действует ее безразличие? О Заида, не заставляйте меня поверить, что я люблю вас только потому, что отвергнут вами.

Мульзиман впервые видел Аламира в таком удрученном состоянии, но не знал, чем помочь ему, хотя и старался всячески утешить и успокоить его. Когда после приезда Зулемы Заида ответила на отцовское решение твердым отказом выйти за принца Тарского замуж, Аламир, узнав об этом, впал в такое отчаяние, что единственный выход виделся ему в смерти на поле сражения.

– Вот, пожалуй, и все, что я узнала от Мульзимана, – сказала Фелима. – Простите меня за то, что я отняла у вас слишком много времени, но не так-то просто удержаться от подробностей, когда рассказываешь о людях, которых любишь, пусть даже эти подробности и порождают тяжелые воспоминания.

Дон Олмонд заверил Фелиму, что он даже не заметил, как пролетело время, и, поблагодарив за рассказ об Аламире, попросил ее продолжить повествование, на что Фелима любезно согласилась.

– Как видите, все, что я узнала о похождениях Аламира и о нем самом, не оставляет мне никаких надежд. Единственный способ добиться его любви – не любить его. Но я продолжала любить. Где только мог и когда только мог, он подвергал себя смертельной опасности, а я жила в страхе за его жизнь. Мне казалось, что ужаснее мук, чем те, которые выпали на мою долю, невозможно и придумать, но судьба уготовила мне еще более тяжкие испытания.

Спустя несколько дней после того, как Мульзиман описал мне похождения Аламира, я пришла к Заиде и обо всем ей рассказала, заливаясь при этом слезами и жалуясь на свою горькую долю. В комнату, где мы находились, зашла одна из прислужниц Заиды и, уходя, забыла закрыть дверь.

– Какая же я несчастная, – сказала я Заиде, не обратив внимания на оставленную открытой дверь. – Как я могла полюбить человека, который недостоин моей любви!

Я еще не кончила говорить, как почувствовала, что в комнате кто-то есть. Я подумала, что это все та же служанка, но каково же было мое изумление, когда я увидела Аламира: он стоял за моей спиной и, несомненно, слышал мои слова. Мое замешательство и слезы на лице могли лишь подтвердить ему, что эти слова шли у меня от сердца. Я лишилась дара речи и готова была провалиться сквозь землю. Состояние мое было ужасным, и в довершение всего в комнату вошла принцесса Аласинтия в сопровождении нескольких дам и завела разговор с Заидой, оставив меня наедине с Аламиром.

– Прошу простить меня, сударыня, за мое появление в момент, когда, как мне представляется, вы не хотели, чтобы вас слышал кто-нибудь другой, кроме Заиды, – обратился он ко мне тоном, в котором я уловила желание не усугублять моего замешательства. – Но уж коли так случилось, позвольте спросить вас, сударыня, возможно ли, чтобы некто, пользующийся вашим расположением, был бы недостоин вашей любви? Насколько я могу судить, нет ни одного мужчины, который был бы достоин малейшей из ваших добродетелей, но вряд ли найдется такой, который заставил бы вас усомниться в своих к вам чувствах. Не сердитесь на меня за то, что я проник в тайну вашего сердца, – я сумею сохранить ее, – но сейчас я не могу не поблагодарить случай, который помог мне узнать то, что вы так тщательно скрывали от меня.

Аламир продолжал говорить, а у меня не было сил прервать его. Я была в полном отчаянии. Меня пугало, что я не выдержу и расскажу ему, кто является причиной моих страданий. Я не хотела, чтобы он увидел боль, которую вызывает во мне его убежденность, будто я страдаю о ком-то другом, и молчала. Да, я скрывала от него свою любовь, да, я видела его страсть к Заиде, и тем не менее мне было небезразлично его непонимание моего состояния. Я так настрадалась, скрывая свои чувства от того, кому они были предназначены, что вряд ли пережила бы новые муки при виде, как мой возлюбленный сочувствует мне в моем горе. Аламир же, убежденный, что ему удалось проникнуть в мою сердечную тайну и что именно этим и вызвано мое замешательство, продолжал:

– Я вижу, сударыня, что вы крайне раздосадованы тем, что я узнал то, чего не должен был знать. Но вам нечего беспокоиться – вряд ли вы найдете более преданного вам человека, думающего лишь о том, чтобы угодить вам. Я знаю, что вы пользуетесь огромным влиянием на прекрасную принцессу, от которой зависит моя судьба. Назовите мне имя вашего избранника, и, если я располагаю над ним такой же властью, какой вы располагаете над моей избранницей, я докажу ему, где он найдет свое счастье, и он наверняка удостоится вашей любви.

Слова Аламира делали мою боль еще более нестерпимой, но он продолжал добиваться имени моего воображаемого возлюбленного. Чем настойчивее были его просьбы, тем меньше было у меня желания открыть ему свою тайну. Наконец Заида, заметив на моем лице безысходное отчаяние, подошла к нам и прекратила мои мучения. Я же так и не смогла открыть рта. Я ушла к себе, даже не подняв глаз на Аламира. Моя плоть не вынесла моих душевных мук, и я надолго слегла в постель.

На острове было немало достойных людей, и многие из них были влюблены в меня и беспокоились о моем здоровье. Мне рассказывали об их заботливом ко мне отношении. Но их любовь мало трогала меня, и когда я думала о том, что, знай Аламир о моей любви, она так же мало взволновала бы его, как мало волновали меня чувства моих поклонников, его неведение насчет подлинных причин моих страданий делало меня счастливой. Но это счастье гнездилось в моих думах, но не в сердце. Когда я стала чувствовать себя лучше и могла появляться на людях, я старалась как можно дольше не встречаться с Аламиром, а когда мы все-таки стали видеться, я заметила, что он внимательно наблюдает за мной в надежде узнать по моему поведению, кто же мой избранник. Чем внимательнее он следил за мной, тем прохладнее я обращалась со своими поклонниками. Большинство из них были достойными и знатными людьми, но никто не мог рассчитывать на место в моем сердце. Более всего я не хотела, чтобы Аламир подумал, будто я страдаю от безответной любви к кому-нибудь из них, – мне казалось, что это могло уронить меня в его глазах.