Читать книгу - "Что видно отсюда - Марьяна Леки"

Близнец из Обердорфа, который не работал на почте, поджег хутор сумасшедшего Хасселя — и его не застукали; а мы с Сельмой долго стояли под деревом у Яблоневого ручья и обсуждали, права ли была Эльсбет, что плющ вокруг древесного ствола — это заколдованный человек, карабкающийся вверх к своему избавлению, и если да, то кто бы это мог быть. Оптик говорил: жаль, что никто в нашем окружении не коллекционирует почтовые марки, у нас теперь столько великолепных марок со всего света, откуда приходят альбомы с видами, и еще от писем из Японии.

На ступенях нашего крыльца я учила кого-то из ребятишек Хойбелей завязывать шнурки, а Фридхельм женился на вдове из Дома самоуглубления; по его настойчивому желанию мы все спели у ЗАГСа О прекрасный Вестервальд, а в ходе свадьбы близнец, который работал на почте, спросил меня, не поцеловаться ли нам еще, пока он временно свободен; а зимой Пальм придумал изобретение. Он шел к Сельме со своими местами из Библии и увидел издали, как она, цепляясь за меня, спускалась по заснеженному склону от нашего дома, то и дело поскальзываясь. Пальм поглядел на это, развернулся и снова ушел. А вечером принес две терки для овощей. Он закрепил их на подошвы зимних ботинок Сельмы при помощи проволоки.

— Гениально, Пальм, — сказали мы.

«Гениально», — написал мне Фредерик две недели спустя, и мы чуть было не похлопали Пальма по плечу, но ведь он не выносил прикосновений.

— Бескрайние дали, — сказал оптик, когда Сельма со своим альбомом из Австралии сидела в кресле и спросила его, что означает vastness.

Сельма катила свой стул-каталку по ульхеку, Марлиз жаловалась на неудачную рекомендацию книг, Пальм цитировал места из Библии, а оптик осторожно спросил, не прошли ли они уже всю Библию от корки до корки.

— Давно, — сказал Пальм, — но ведь каждое место можно интерпретировать на тысячу ладов.

А однажды ночью близнец из Обердорфа, который не работал на почте, влез в книжный магазин.

Он никак не рассчитывал на то, что господин Реддер окажется на месте, что он будет стоять на коленях под кассовым столом, пытаясь подключить модем. Господин Реддер незаметно подкрался к литературе о путешествиях и задержал близнеца из Обердорфа, угрожая ему кривой саблей моего отца, пока не прибыла полиция. После этого случая господин Реддер стал гораздо уравновешеннее, и его брови, которые постоянно пребывали в волнении, тоже успокоились. Господин Реддер стал меньше ругаться, он больше не шаркал ногами вдоль стеллажей, а шагал прямо, как человек, совершивший великое.

«У тебя постоянно что-то происходит», — писал Фредерик, и я писала ему, не обзавелся ли он уже электронной почтой, тогда бы мы могли достигать друг друга моментально, а то у нас так все затягивается, и Фредерик со сдвигом во времени отвечал, что, разумеется, электронной почты у него нет и: «Я, кстати, снова и снова радуюсь, что сила тяготения все еще присутствует. И мы тоже».

Моя мать, начавшая писать стихи, заняла второе место на конкурсе лирики, который проводила районная газета, а охотничья вышка Пальма рухнула, когда Пальма на ней не было; удивительным образом подломились те сваи, которые не были подпилены оптиком. Подпиленные остались стоять навсегда, так надежно их починили Эльсбет и оптик.

Третьему ребенку Хойбелей оптик подарил альбом для марок, а бургомистр умер, у него остановилось сердце как раз в тот момент, когда он хотел закрепить венок на шесте «майского дерева» на центральной площади, и бургомистр замертво упал с лестницы.

— Только не говори мне, пожалуйста, видела ты во сне окапи или нет, — попросила Сельму жена бургомистра.

И Сельма не сказала ей.

— Что значит enchanting oasis towns? — спросила Сельма, держа на коленях альбом с видами Египта, и оптик сказал:

— Пленительные города-оазисы.

Фридхельм шел по деревне, пел и снимал шляпу перед каждым, кого встречал, оптик прятал голову в свой «Периметр» и сигнализировал точкам, что видит их, а мой отец приехал в гости, он привез мне глянцевый постер с венецианской гондолой, такой ужасный постер, что я даже подумала, что это, возможно, куплено и не в Венеции, а в магазине подарочных идей. Господин Реддер дал в кафе-мороженом интервью районной газете, он говорил за порцией Пламенного соблазна о героизме, а я ушла, чтобы Сельма успокоилась, с Андреасом из профтехучилища к итальянцу в райцентр. Потом Андреас пришел со мной в мою квартиру, а поскольку я на это не рассчитывала и заранее не прибралась, на всех стульях и на диване лежали платья и газеты. Андреас хотел сесть в углу на нераспакованный стеллаж.

— Стоп, — сказала я. — Только не сюда.

— Куда же тогда? — спросил Андреас, и я не знала, куда мне его посадить.

Аляске пришлось прооперировать бедро, ветеринар готовил нас к тому, что она может не пережить эту операцию, по той простой причине, что она теоретически не могла столько жить, сколько жила, и вечером перед операцией я написала Фредерику: «Все прошло хорошо, Аляска прекрасно выдержала операцию и уже снова хорошо себя чувствует». В день операции мой отец звонил каждые полчаса, как нарочно с Аляски, чтобы спросить, есть ли уже какие-то новости, и перестал только тогда, когда мы сказали, чтобы не занимал линию, потому что мы ждем звонка от ветеринара.

Аляска не умерла. Она начала следующую из своих бесчисленных жизней, не умирая в промежутках, и, когда я на Рождество положила перед дверью Марлиз кусок жаркого и уже было повернулась уходить, она с грохотом отомкнула свои пять замков и приоткрыла дверь на щелочку.

— Как звали того, который сказал, что всем людям лучше всегда оставаться дома? — спросила она.

— Блез Паскаль, — сказала я.

— Нет, другой.

— А, — сообразила я. — Тогда доктор Машке.

Лавочник обзавелся кофейным автоматом и вывесил на двери ажурную подложку для торта, на которой написал: Кофе с собой, но вскоре снова снял ее, потому что никто не хотел такого кофе.

— Куда же я пойду с этим кофе? — спросила жена покойного бургомистра.

В сериале Сельмы Мелисса изменила Мэтью с его сводным братом Брэдом. Такого Сельма никогда бы ей не простила. И хотя я не знала, куда мне посадить Андреаса, мы с Андреасом стали парой, так уж вышло. И вышло так, что я — сразу после того, как впервые поцеловала Андреаса, — написала Фредерику, что познакомилась с очень приятным человеком, за которого, возможно, выйду замуж, и я разозлилась, что Фредерик, который обычно отзывался на все, в следующем письме вообще не затронул Андреаса, он писал про