Читать книгу - "Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп"

знаю, отчего ты так думаешь», – ответил отец. Дочери теребили бедную леди Помону, чтобы та заставила его назначить день, однако леди Помона была не такая храбрая, как младшая дочь, и с меньшей силой рвалась в город. В воскресенье утром на втором этаже состоялся военный совет. Епископ Элмхемский должен был читать проповедь в кавершемской церкви, и дамы надели лучшие лондонские шляпки. Они только что нарядились для воскресной службы и собрались в комнате матери. Предполагалось, что ожидаемое письмо пришло. Мистер Лонгстафф точно получил некую депешу от поверенного, но пока не разгласил ее содержание. За завтраком он был молчаливее и – как уверяла София – раздражительнее обычного.

Разговор начался со шляпок.

– Можете носить их здесь, – заметила леди Помона. – Я уверена, в Лондон мы в этом году больше не поедем.

– Маменька, ты же не всерьез! – воскликнула София.

– Всерьез, дорогая. Это было видно по его лицу, когда он убирал бумаги в карман. Я хорошо знаю его выражения.

– Такого не может быть, – объявила София. – Он обещал и тем заставил нас принимать этих ужасных людей.

– Маменька! – закричала Джорджиана.

Это было предательство не только со стороны их естественного врага, нарушившего условия договора, но и черная измена в их собственном лагере!

– Дорогая, что мы можем поделать? – спросила леди Помона.

– Дадим ему понять, что так этого не спустим. – Джорджиана больше не намеревалась сдерживаться. – Если он будет так со мной обходиться, я сбегу с первым же, кто меня попросит, кто бы он ни был.

– Не говори так, Джорджиана, ты меня убьешь.

– Я сумею его пронять. Мы его не заботим – нисколько. Ему все равно, счастливы мы или несчастливы. Но его очень заботит фамильная репутация. Я скажу ему, что не буду рабыней. Я лучше выйду за лондонского торговца, чем останусь здесь.

Младшая мисс Лонгстафф захлебывалась от гнева.

– Ах, Джорджи, не говори таких ужасов, – взмолилась ее сестра.

– Тебе-то хорошо, Софи. Ты заполучила Джорджа Уитстейбла.

– Я его не заполучила.

– Заполучила, и все твои заботы позади. Долли делает, что ему вздумается, и тратит столько денег, сколько захочется. Тебе, маменька, разумеется, все равно, где проводить время.

– Ты очень несправедлива, – плачущим голосом выговорила леди Помона, – и говоришь ужасные слова.

– Я говорю чистую правду. Для тебя это не важно. София уже почти что замужем. А меня решили принести в жертву! С кем я могу познакомиться в этой ужасной дыре? Папа обещал и должен сдержать слово.

Тут их громко позвали с первого этажа.

– Кто-нибудь едет в церковь или карета будет дожидаться вас весь день?

Разумеется, они отправились в церковь. Живя в Кавершеме, они всегда посещали воскресную службу и уж тем более не могли пропустить сегодняшний день – из-за епископа и из-за шляпок. К экипажу леди Помона спустилась первой, Джорджиана шла сразу за ней и миновала отца в дверях, не удостоив его и взглядом. По пути в церковь и обратно все молчали. Во время службы мистер Лонгстафф, стоя, громко повторял ответы священнику; в этом он был образцом приходу всю свою жизнь. Три дамы очень изящно преклоняли колени, а проповедь высидели без малейших признаков скуки либо внимания. Ничто из сказанного епископом не проникало в их сознание. Силой кавершемских дам было умение терпеть. Говори епископ сорок пять минут, а не полчаса, они бы не посетовали. То же терпение позволяло Джорджиане год за годом ждать правильного мужа. Она могла бы сколь угодно долго переносить скуку, будь в конце хоть какая-то надежда на избавление. Однако застрять в Кавершеме на все лето было все равно что слушать епископскую проповедь вечно! После службы они сели за ланч и ели в полном молчании. Затем глава семьи устроился в кресле, очевидно желая, чтобы его оставили одного, – тогда он сможет размышлять о своих трудностях, пока не задремлет, и таким образом скоротает значительную часть дня. Однако дочери упорно сидели за столом, покуда слуги убирали посуду. Леди Помона собралась было выйти из комнаты, но вернулась, когда увидела, что дочери за ней не идут. Джорджиана объявила сестре, что намерена «вывести папеньку на чистую воду», и София, разумеется, осталась по просьбе сестры. Как только унесли последний поднос, Джорджиана начала:

– Папенька, не пора ли назначить день приезда в Лондон? Нам надо решить насчет приглашений и всего прочего. В среду прием у леди Монограм. Мы давным-давно пообещали у нее быть.

– Напишите леди Монограм, что просите вас извинить.

– Но почему, папенька? Мы можем выехать в среду утром.

– Нет, не можете.

– Но, дорогой, мы все желали бы знать день отъезда, – сказала леди Помона.

Наступила пауза. Сейчас даже Джорджиана приняла бы в качестве компромисса некую отдаленную или даже приблизительную дату.

– В таком случае ваше желание не исполнится, – ответил мистер Лонгстафф.

– Сколько ты будешь держать нас здесь? – тихо процедила София.

– Не понимаю, что значит «держать». Это ваш дом, и настраивайтесь жить здесь.

– Но мы же вернемся? – спросила София.

Джорджиана молча выжидала.

– Вы не вернетесь в Лондон в этом сезоне. – И мистер Лонгстафф уткнулся в газету.

– Ты хочешь сказать, что все решено? – спросила леди Помона.

– Да, именно это я хочу сказать, – ответил мистер Лонгстафф.

Неслыханное предательство! Джорджиана кипела праведным негодованием. Она не поехала бы в деревню, если бы не отцовское слово. Не маралась бы общением с Мельмоттами. А теперь отец говорит, что они останутся! И она не может вернуться в Лондон – даже к ненавистным Примеро, – не сбежав из отцовского дома!

– В таком случае, папенька, – сказала она с деланым спокойствием, – ты умышленно нас обманул.

– Как ты смеешь так со мной говорить, гадкая девчонка!

– Я не девчонка, как ты прекрасно знаешь. Я сама себе хозяйка – по закону.

– Отлично, вот и живи сама как знаешь. Как ты смеешь говорить мне, твоему отцу, что я умышленно вас обманул? Повтори это еще раз, и будешь есть у себя в комнате!

– Разве ты не обещал, что мы вернемся в Лондон, если поедем сюда развлекать этих людей?

– Я не стану спорить с дерзкой и непослушной девчонкой. Если мне будет что сказать, я скажу это вашей матери. Довольно того, что я, твой отец, говорю тебе, что ты будешь жить здесь. А теперь уходи, и, если хочешь дуться, дуйся так, чтобы я этого не видел.

Джорджиана посмотрела на мать и сестру, затем горделиво выплыла из комнаты. Она все еще замышляла месть, однако не смела дальше упрекать отца. Она вошла в общую гостиную и стояла, яростно дыша от гнева.