Читать книгу - "Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой"

«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтобона, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамооказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! — Эта мысльприводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще неиспытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и,главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они,французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князяАндрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M-lleBourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будетпринимать его с почестями в Богучарове. ] Мне дадут комнатку из милости;солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мнебудут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствиемоему горю… — думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязаннойдумать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, гдебы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с темпредставительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала ихмыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделалитеперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князяАндрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.

Требования жизни, которые она считала уничтоженными сосмертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжнойМарьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя ксебе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и вседевушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, чтообъявила m-lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству.Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспаннымиглазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, скоторой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своегомнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так чтоничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старыйкамердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечатокнеизлечимого горя, отвечал «слушаю-с» на все вопросы княжны Марьи и едваудерживался от рыданий, глядя на нее.

Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившиськняжне, остановился у притолоки.

Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.

— Дронушка, — сказала княжна Марья, видевшая в немнесомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки наярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенныйпряник. — Дронушка, теперь, после нашего несчастия, — начала она и замолчала,не в силах говорить дальше.

— Все под богом ходим, — со вздохом сказал он. Онипомолчали.

— Дронушка, Алпатыч куда-то уехал, мне не к кому обратиться.Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?

— Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, —сказал Дрон.

— Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничегоне могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночьюили завтра рано утром. — Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.

— Лошадей нет, — сказал он, — я и Яков Алпатычу говорил.

— Отчего же нет? — сказала княжна.

— Все от божьего наказания, — сказал Дрон. — Какие лошадибыли, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадейкормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят.Нет ничего, разорили вконец.

Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.

— Мужики разорены? У них хлеба нет? — спросила она.

— Голодной смертью помирают, — сказал Дрон, — не то чтоподводы…

— Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь?Я все сделаю, что могу… — Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такуюминуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные ичто могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бываетгосподский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец еене отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как-нибудь всловах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Онабыла рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей несовестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности онуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.

— Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? — спросила она.

— Господский хлеб весь цел, — с гордостью сказал Дрон, — нашкнязь не приказывал продавать.

— Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именембрата разрешаю, — сказала княжна Марья.

Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.

— Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них.Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то иихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.

Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как онаговорила.

— Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключипринять, — сказал он. — Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, радибога.

Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего онпросил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в егопреданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.