Читать книгу - "Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 2 - Николай Корнеевич Чуковский"

Едва они дошли до телефонной станции, началась стрельба из окон. Они еще теснее прижались к стене. Юнкерам мешали карнизы — пули, пролетев мимо красногвардейцев, дырявили торцы.

За спиною Ивана Гаврилыча кто-то вскрикнул и с глухим шумом упал.

Может быть, Афанасий?

Ивану Гаврилычу мучительно хотелось обернуться и посмотреть.

Но он пересилил себя. Он знал, что, если он обернется и увидит убитого Афанасия, он не выдержит и кинется к нему. Тогда весь отряд, идущий за ним следом, остановится, смешается, и атака опять не удастся.

Иван Гаврилыч не обернулся. Он первым дошел до ворот.

Он гулко ударил в ворота прикладом.

За воротами щелкнул выстрел, и Иван Гаврилыч, почувствовав резкий удар в плечо, прислонился к стене. Потом медленно сполз на землю.

Красногвардейцы перескакивали через него на бегу. Их все больше становилось перед воротами. Ворота трещали под ударами прикладов и вдруг распахнулись, лязгнув.

Толпа хлынула во двор, крича и стреляя.

И мимо Ивана Гаврилыча пробежал Афанасий. Он размахивал на бегу винтовкой, рот его был открыт.

«Жив!» — подумал Иван Гаврилыч радостно.

Все уже мутилось и путалось перед Иваном Гаврилычем. Он почувствовал, как чьи-то руки подняли его, и потерял сознание.

6

В комнате арестованных, возле запертых дверей, дежурили четверо юнкеров. Они запрещали пленникам разговаривать.

Но Павлику все равно говорить было не с кем, так как член Реввоенкомитета спал, положив сухое лицо на стол, а остальных он не знал. Павлик сидел у стола и прислушивался, стараясь по звукам выстрелов понять, что происходит вокруг.

А стрельба становилась все оглушительнее, все ближе, все гуще. Стреляли всюду — наверху, внизу, на всех этажах. Синеватые веки члена Реввоенкомитета вздрагивали во сне.

Внезапно дверь приотворилась, и кто-то вызвал юнкеров из комнаты.

Пленники остались одни.

— Им жутко приходится! — воскликнул Павлик, толкнув члена Реввоенкомитета.

Член Реввоенкомитета открыл глаза и поднял голову. Внимательно прислушался он к стрельбе, гремевшей отовсюду. И улыбнулся.

Один из арестованных матросов предложил забаррикадировать дверь. Член Реввоенкомитета выслушал его и подумал.

— Не стоит, — сказал он матросу. — Они продержатся не больше часа.

Он снова опустил голову и, едва щека его прикоснулась к столу, заснул.

Грохот стрельбы еще усилился. Слышно было, как за дверью метались юнкера. Пронзительно и многоголосо плакали женщины.

Потом все внезапно стихло.

И в полной тишине дверь отворилась.

В комнату вошел высокий, полный, краснощекий мужчина, чисто выбритый, в странном одеянии — не то альпиниста, не то содержателя тира, с фотографическим аппаратом на перекинутом через плечо ремешке. Он оглядел всех и шагнул прямо к спящему члену Реввоенкомитета. За ним семенил какой-то маленький чернявый человечек в пиджачке.

Краснощекий великан в костюме альпиниста издал глухой, свистящий звук и положил руку на плечо члена Реввоенкомитета. Член Реввоенкомитета открыл глаза и поднял голову.

— А, это вы, мистер Вильямс! — сказал член Реввоенкомитета. — Как вас сюда занесло?

Вильямс произнес несколько слов по-английски, а затем заговорил маленький черненький, служивший ему переводчиком.

— Мистер Алберт Рис Вильямс, корреспондент американских социалистических газет, явился к вам посредником для переговоров, — сказал он, обращаясь к члену Реввоенкомитета. — Юнкера просили мистера Вильямса передать, что они готовы сдаться в плен вам лично, на условии…

Член Реввоенкомитета расхохотался. Случай действительно забавный: семьдесят шесть вооруженных юнкеров сдаются в плен одному безоружному человеку, да притом своему собственному пленнику!

— А не проще ли им сдаться тем, кто их осаждает? — спросил член Реввоенкомитета.

— Они не решаются вступить в переговоры с толпой. — сказал переводчик. — Они боятся, что толпа перебьет их. Но вам лично они сдадутся охотно, на условии, что вы, как член Реввоенкомитета, поручитесь за их свободу и жизнь.

— Нет, — сказал член Реввоенкомитета, — попросите мистера Алберта Риса Вильямса передать юнкерам, что эти условия мне не подходят. Я не стану ручаться за их свободу. Двадцать пятого числа, когда мы захватили их в Зимнем, они получили свободу, и вот как они ею воспользовались!

Переводчик сказал что-то по-английски мистеру Вильямсу, и оба они вышли из комнаты.

Но через минуту они вернулись.

— Юнкера больше не требуют, чтобы вы поручились за их свободу, — сказал переводчик члену Реввоенкомитета. — Они просят вас поручиться только за их жизнь.

— Хорошо, — сказал член Реввоенкомитета. — Пусть несут сюда оружие.

Дверь комнаты пленников была теперь распахнута настежь. За дверью в коридоре стояло полсотни юнкеров. Они испуганно прислушивались к шуму, доносившемуся с нижних этажей, куда уже ворвалась осаждавшая станцию толпа. Они стремились как можно скорее проникнуть в комнату, но у двери стоял матрос и впускал туда поодиночке.

Входя, юнкера бросали на стол винтовки, револьверы, шашки, патроны и подымали руки. Член Реввоенкомитета подходил к каждому и каждого обыскивал. Павлик сортировал и раскладывал оружие, загромождавшее уже весь стол. Наконец в комнату втолкнули пулемет, тот самый, из которого пленных чуть было не расстреляли во дворе. Павлик поставил его в угол. Шофер осторожно пихнул пулемет ногой и отошел в сторону.

Матросы и красногвардейцы уже заняли все здание. Возбужденные борьбой, многие из них требовали расстрела юнкеров. Но член Реввоенкомитета сдержал свое слово.

Он свел юнкеров вниз, во двор, и построил их. Затем дал распоряжение отряду матросов отвести пленных юнкеров под конвоем во Второй гвардейский экипаж для ареста.

Американский корреспондент мистер Алберт Рис Вильямс щелкал фотоаппаратом. Его широкое, красное лицо было сковано профессиональным бесстрастием.

На Морской толпа, увидав юнкеров, чуть было не прорвала охранявшую их цепь матросов. Но матросы оказались стойки, и ни один пленный юнкер не пострадал.

Кексгольмский полк снова принял на себя охрану телефонной станции и выставил в воротах патруль. А член Реввоенкомитета, шофер и Павлик опять уселись в голубой «фиат» итальянского консула, стоявший во дворе.

— В Смольный! — сказал шоферу член Реввоенкомитета.

Лицо его посвежело от сна. Он выспался впервые за четверо суток.

И голубой «фиат» выполз из ворот на Морскую.

7

В это время штабс-капитан Чекалин, попирая пол калошами, все еще бродил по коридорам и аппаратам телефонной станции. Старый, сгорбленный, в черном штатском пальто, он не был замечен ни испуганными телефонистками, ни солдатами. Он спускался из этажа в этаж, все ниже и ниже, и наконец добрел до двери, ведущей в кухню. На кухне, среди медных начищенных баков, за кухонным столом сидел человек в поварском колпаке и белом халате. Он пил чай с блюдечка. Лицо его, вымазанное сажей, показалось отставному штабс-капитану знакомым. Это был тот самый