Читать книгу - "Восстание - Иоганнес Арнольд"

Ентц сделал беспомощное движение. Опустив плечи, он стоял перед Эмрих. Эта женщина держала в своей голове сотни имен подписчиков, знала, кому из них она может приносить запрещенные газеты, а кому — нет, знала квартиры товарищей, которые были вне всякого подозрения.

«Она должна занести фамилии наших товарищей в картотеку или в какой-то список! Все равно куда, а не держать их в голове!» — подумал Ентц.

Эрни, не понимая его молчания, спросила:

— Должна я его привести или нет?

— Это полуживого-то?

Ентц вернулся в свой кабинет. Он был зол на себя и на свое одиночество. Товарищи по борьбе находились слишком далеко друг от друга. Вся антифашистская власть была сосредоточена на трех объектах: один — в ратуше, другой — в квартире Хайнике и третий — в замке. Если бы в городе нашлись такие люди, которые захотели бы выступить против антифашистов, им было бы не так уж трудно справиться с ними. В городе, конечно, нашлись бы такие сумасшедшие.

Ентц легко представил, как недобитые фашисты уничтожают охрану у ратуши и пробираются к нему. Однако среди бывших нацистов и гитлеровских солдат желающих захватить ратушу было немного, и Ентц горел нетерпением довести начатое дело до конца. Он понимал, что даже замок, где сейчас находился Раубольд, не являлся неприступной крепостью, а квартира Хайнике походила скорее на привокзальный зал ожидания, чем на ставку главнокомандующего антифашистскими силами.

«Нам нужно учиться у Ленина делать революцию, — думал Ентц. — Как он писал в свое время?..» Ентц начал вспоминать статью великого вождя…

Неожиданно Ентц схватился за телефон и позвонил ландрату Каддигу.

— Пляйш написал вам письмо. Что в нем?

— Я ничего об этом не знаю, — ответил Каддиг в трубку, а про себя подумал: «И откуда только он об этом узнал?»

— Вы это письмо получили или нет?

— Я получаю письма только от прогрессивно настроенных лиц и не имею ни малейшего представления о том, что бы мне мог написать священник Пляйш.

Уже по одному тону Каддига Ентц понял, что ландрат темнит, и, не сдержав себя, крикнул в трубку:

— Сигнал о помощи из забытого города?

И тут же спохватился, так как невольно выдал слова, сказанные Ханом.

— Уж не боитесь ли вы, господин Ентц? — спросил Каддиг.

Ентц положил трубку на рычаг, хотя прекрасно понимал, что разговор на этом не окончен. Да и что он мог ответить Каддигу? Разумеется, он боялся, но страх его был не таким, как это представлял Каддиг: Ентц просто не доверял ландрату.

«Письмо он, разумеется, получил. Интересно, что же он теперь предпримет? Каддиг ближе стоит к Пляйшу, чем к нам. И ему, собственно, трудно помешать сговориться со священником. Собственно говоря, ландрат как организация практически не функционирует. Да и стоит ли иметь у себя за спиной организацию, которая будет тайно вставлять тебе палки в колеса? Скрывать подозрительные письма, позволять местному радио распространять объявления, которые только усложняют работу антифашистов?..»

Ентцу хотелось иметь рядом с собой человека, с которым он честно и откровенно мог бы беседовать по любому вопросу, которому он мог бы доверить не только свои слова и действия, но и мысли.

Ентц не отваживался покидать здание ратуши. Да и никто из антифашистов не рисковал оставить здание, которое они захватили, так как покинутый ими дом мог превратиться в убежище врага, который еще где-то скрывается в городе. Эта небольшая группа смельчаков не имела никакого опыта по захвату власти. Антифашисты не умели еще управлять городом, в котором продолжалась борьба и после окончания войны, но они всей душой стремились это сделать. Они хотели добра, хотели сделать так, чтобы можно было сказать: «Мы жили в социалистической республике… Пусть хоть всего несколько дней, но жили…»

В кабинет неслышно вошла Эмрих и сказала:

— К вам пришел каменщик Грегор. Он хотел бы поговорить с вами.

Ентц сделал неопределенный жест рукой: то ли отошли посетителей домой, так как я никого, кроме Хайнике, не хочу видеть; то ли зови его сюда, я хочу побеседовать с каменщиком.

Самого же Грегора настроение Ентца нисколько не интересовало. Мартин привык идти напролом, если что-то пришло ему в голову. Войдя в кабинет, Грегор заговорил, не дожидаясь приглашения.

— Ночью ко мне заходил Раубольд. Он уговаривал меня пойти с ним, но я не пошел, так как он мне не симпатичен. Ну нисколько! Он хочет поставить с ног на голову то, что должно стоять на ногах. Тогда я пошел к Пляйшу. Я знаю, ты будешь упрекать меня за это. Священник прямо ночью потащил меня к Шрайтеру. Там сидел еще какой-то солдат. Я рассказал, что в городе готовится восстание… Я вас, так сказать, предал. Они внимательно выслушали меня, но не спрятали ни у Шрайтера, ни у священника. Выудив у меня все, что я знал, они выгнали меня прочь. Священник оказался самой настоящей собакой. Я убежал домой. Меня мучила совесть. Сегодня утром я пошел к священнику и как следует врезал ему. Кулаком по физиономии. Ты ведь меня знаешь! Я ему так вкатил, что он небось поющих ангелов услышал… Не бойся, он остался жив. Наверняка с ним ничего не случилось. Я и не собирался его убивать. И вот теперь я пришел сюда. Мне ближе вы, чем Пляйш…

Ентц встал и, подойдя к окну, выглянул в него. Каменщик заставил его задуматься. Глядя в окно, Ентц представил квартиру Шрайтера, где заговорщики обдумывали, что им такое предпринять, дабы помешать антифашистам. И собрались-то они не где-нибудь, а как раз у Шрайтера. Ентц даже слышал ругательства Шрайтера и видел презрительную улыбку его дочки. И с ними сидел Грегор. Позже каменщик понял, что ему с ними не по пути, и треснул священника кулаком по лицу. И вот теперь Грегор здесь…

Ентц не знал, как ему поступить: то ли рассмеяться, то ли с серьезным видом, подняв указательный палец, поругать Грегора за оскорбление церкви и нанесение побоев священнику. Он мог сделать и то и другое. А может, сначала предупредить, а потом уж и посмеяться? Если б у него в столе была водка, он обязательно угостил бы каменщика. Но водки у него не было.

Неожиданно Ентц повернулся к окну спиной и сказал Грегору:

— Садись на мой стул!

Грегор повиновался и сел, положив свои крупные, хорошо отмытые руки на стол.

— Скажи, что бы ты делал, если бы был бургомистром?

— Я бы сказал людям: делайте так, чтобы жизнь стала лучше.

— Тогда сиди на этом стуле! Гони отсюда всех, кто к тебе будет