Читать книгу - "Новый год в октябре - Андрей Молчанов"

— Да откуда их взять, людей этих? — вопросил Прошин с мукой в голосе. — У меня есть народ… Машину сделать, ну… телевизор…

— Телевизор… — Взгляд Полякова нес сочувствие. — Сам ты телевизор. Тебя только включить надо. В сеть. Людей откуда брать? Да их дивизии! Подойди к троллейбусной остановке в час пик и смотри. Кто первым в дверь заскочит, за шкирку — ив мешок. Через час будешь иметь человек десять. Прытких и ловких.

— Все это прекрасные схемы, — вздохнул Прошин. — Но в настоящий момент я сам в мешке. И как выкарабкаться из него…

— Я размышляю, — кивнул Поляков. — И уже почти знаю, что делать. Не скули, парнишка, все будет в полном окэе. Я, Леша, беру над тобой опеку. Ты спрашивал: одна ли у меня комната? Гляди…

Стеллаж с книгами отделился от стены, открыв черный прямоугольник входа в смежную комнату; вспыхнуло голубое сияние — и перед Прошиным действительно предстал двадцать первый век. Он увидел маленькую, великолепно оборудованную лабораторию. Стены, заставленные приборами, высокое кресло на ножке-стержне, стенд, а на нем инструменты для тончайшей пайки и измерений; какие-то щипчики, лапки; микроскопы в золотистой полиэтиленовой пленке. И все сверкало цветным пластиком, хромом и чистотой.

— Вторая комната, — пояснил Поляков. — Вопросы есть?

Прошин изумленно молчал.

— Есть, — сказал Поляков. — Отвечаю. Я надомник. Понимаешь, последнее время народ резво берет западную аппаратуру. Приемники, камеры, проигрыватели; а также имеется слабость ко всяким поигрушкам, коими келья моя начинена… Так вот. Если техника сломается, в ателье ремонтировать ее не понесешь. Не примут. А разные игрушечки на прилавках тоже не лежат почему-то… Что прикажешь делать несчастным зажравшимся любителям?

— Ты чего… мастер дядя Вася?

— В самую, старина, точку. Звучит оно, конечно, пошловато, но дело в масштабе дела… О! — Он тряхнул толстенной записной книжкой. — Здоров талмуд? Клиентура…

— Тебе надлежало родиться и жить в западном полушарии, — устало заметил Прошин.

— Мне, да и тебе, — Поляков щурился от табачного дыма, — жить именно здесь надо. И я благодарю бога.

— Ты веришь в бога?

— Верю… На всякий случай.

— На всякий случай в бога верят жулики.

— Не надо ярлыков. — Поляков нахмурился. — И болтовни. Ишь, до бога добрался. Ты мне вот что скажи: где сейчас Бегунов?

— В больнице, на обследовании…

— Так он не в курсе твоих…

— Пока, слава нашему богу, нет. Да! — Прошин кинулся в прихожую и вернулся с портфелем. — У меня есть бумага с его подписью. Идеально чистая. Вот. Прихватил на всякий опять-таки случай…

— Липа? — деловито спросил Поляков, разглядывая подпись.

— Все подлинно! Это случайно вышло. Лист прилип…

— Стоп. Ну тогда порядок! Живем! Кстати, как ваш анализатор?

— В печенке он у меня, анализатор этот, — проворчал Прошин, глядя, как Поляков снимает чехол с пишущей машинки.

— Вот что, — отозвался тот, присматриваясь к фразам, рождавшимся под ударами литерных молоточков. — Мы договоримся так: я даю тебе мини-авансик, вытаскивая ваше дебильство из заварушки; я открываю вашему олигофренству райские перспективы, но в отплату ближайшие лет пять ты занимаешься онкологией.

— Тебе-то с него что, с анализатора…

— Ха! Да на разработку такой техники можно выписать все! Японские блоки, штатские интегралки… Все это идет ко мне, а я, конечно, прилично плачу. Деньгами, своими игрушками, тряпками, картинами, книгами, выпивкой… Ну, как тебе такой концерт для фортепьяно с роялем?

— Рояль — это ты? — спросил Прошин хмуро.

— Угу. Теперь так. Чувство меры у меня безукоризненное. Как у штангенциркуля. Обжираться осетриной, чтобы рогом треску трескать, да и ту по праздникам, при всей разухабистости своей натуры я себе не позволю. Анализатор же — конек, на котором мы с тобой весь белый свет обскачем. Как? Подписываем тройной договор. Врачи, вы и наш НИИ. То есть мы работаем на медиков сообща. А тут-то зарыта породистая собака! — Разгоряченный идеями, Поляков стянул с себя шерстяную кольчужку свитера. — С министерством проблем нет. Будут мотивировки — пошлют куда хочешь. А их куча! Рак — проблема мирового значения. Нахрапом, естественно, ее не взять… Я это к чему… К тому, что на своей специфике как таковой далеко не уеду. А вот если вкрутить меня в дело… В общем, ты мне остро необходим. Да и я тебе небесполезен. Далее. Срочно вычищай всяких Лукьяновых, и я помогу набрать покорных, расторопных ребят. А то что такое? Все тобой помыкают, любая сволочь. Нехорошо, согласен?

— Ой, умрешь… — вздохнул Прошин.

— Командовать надо самому, постоянно держа коллектив в здоровом напряжении.

— Только к чему все это? — машинально спросил Прошин.

— Что?

— Да так… Все это в итоге бесцельно…

Поляков откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.

— Мне ясно. — Выбритые складки его щек брезгливо дернулись. — Ты просто лентяй с покушением на философию Гамлета. Быть или не быть? Так, что ли? Запомни, друг дорогой, с подобными душевными муками дело кончается дурдомом. Вы это бросьте, ваше величество… Ты живи, понял? Езди по свету, не считай денег, целуй красивых баб и читай интересные книги. Кстати, в какой-то из них сказано: не принимай жизнь всерьез, иначе крышка, задавит она тебя, жизнь-то… Не помнишь, кто это сказал?

— Н-нет.

— Значит, это сказал я.