Читать книгу - "Эмма - Джейн Остин"

Это была удачная мысль, однако, подкатив к дверям, они услышали, что «хозяина и хозяйки нет дома», причем уже довольно давно; слуга полагал, что они отправились в Хартфилд.

— Какая жалость! — вскричала Эмма, когда они тронулись дальше. — А там их теперь не застать, вот незадача!.. Никогда мне не было так досадно. — И она откинулась назад в уголке, чтобы отвести сердце, мысленно ропща на судьбу или, напротив, урезонивая себя, а возможно, делая то и другое понемножку, как и свойственно натурам, не склонным брюзжать. Но вот карета стала; она подняла голову — это мистер и миссис Уэстон остановили ее, желая с нею поговорить. Едва их увидев, она тотчас повеселела, а услышав, повеселела еще больше, ибо мистер Уэстон в то же мгновенье обратился к ней с такою речью:

— Здравствуйте, здравствуйте! Мы посидели с вашим батюшкой, рад был видеть его столь бодрым. Завтра приезжает Фрэнк — я получил письмо нынче утром — непременно будет завтра к обеду — сегодня он в Оксфорде — и останется на целых две недели — а ведь я так и знал! Если б он приехал на Рождество, то не имел бы в запасе и трех дней. Я все время рад был, что он не приехал к Рождеству, а теперь и погода будет самая подходящая — ясная погодка установилась, сухая. Поживет здесь в свое удовольствие; все сложилось как нельзя лучше.

Невозможно было, глядя на сияющее лицо мистера Уэстона, не заразиться его торжеством при этой вести, которой подтверждением служили также улыбки и слова жены его, более скупые и сдержанные, но выражающие ту же уверенность. Эмме было довольно увидеть, что она верит в приезд Фрэнка, чтобы поверить в него самой, и она всем сердцем разделила их радость. Сладко было воспрянуть истомленной душой! Прошлое, изжив себя, утонуло в новизне грядущего; у Эммы только в какую-то долю секунды мелькнула надежда, что разговоры о мистере Элтоне прекратятся.

Мистер Уэстон изложил ей, какие перестановки в распорядке энскумской жизни открыли его сыну возможность выкроить для себя эти две недели; изложил также его маршрут и способ передвижения, и она слушала, и улыбалась, и поздравляла.

— Скоро я приведу его в Хартфилд, — объявил он в заключение.

Эмма успела уловить при этих словах еле заметное прикосновение к его локтю жениной руки.

— Пойдемте, мистер Уэстон, нам пора, — сказала она, — не будем задерживать девиц.

— Да-да, я готов… — И вновь адресуясь к Эмме: — Только не рассчитывайте увидеть нечто особенное, вы ведь знаете о нем лишь по моим рассказам, а в действительности он, очень может быть, самый заурядный молодой человек… — хотя в глазах его сверкала убежденность в противоположном.

Эмма с самим наивным и простодушным видом молвила в ответ ни к чему не обязывающие слова.

— Думайте завтра обо мне, милая Эмма, около четырех часов, — было прощальное наставление миссис Уэстон, сказанное с легким трепетом в голосе и предназначавшееся только ей одной.

— Четырех! Можете быть покойны, он уже к трем будет тут как тут, — немедленно внес уточнение мистер Уэстон, тем и завершив эту приятнейшую встречу. Теперь уже Эммой владело отличное расположение духа, все вокруг представлялось глазам ее преображенным, с Джеймса слетела сонливость, да и лошади больше не спали на ходу. Она смотрела на живые изгороди и думала, что бузине вот-вот настанет время распускать листочки — оглянулась на Гарриет и даже в ней усмотрела некое просветление, первое пробуждение весны. Однако вопрос, заданный ею, обнадеживал не слишком:

— Что, мистер Фрэнк Черчилл по пути будет и Бат проезжать, не только Оксфорд?

Что ж, душевное равновесие, как и знание географии, приходят не сразу, и Эмма добродушно сказала себе, что со временем то и другое все-таки придет к ее подруге.

Наступил знаменательный день, и ни в десять часов, ни в одиннадцать, ни в двенадцать не забыла верная ученица миссис Уэстон, что в четыре должна думать о ней.

— Дорогой мой заботливый друг, — говорила она сама с собою, спускаясь из своей комнаты по лестнице, — всегда умеете позаботиться о других и никогда-то — о себе. Воображаю, в каких вы теперь хлопотах, как вы снова и снова заходите в его комнату, проверяя, все ли в порядке. — Когда она проходила по передней, пробили часы. — Двенадцать, — через четыре часа я не забуду о вас подумать. А завтра в это время или, пожалуй, чуть позже буду, наверное, думать, что все они, быть может, придут к нам. Я уверена, скоро они приведут его сюда.

Она отворила дверь в гостиную и увидела, что там сидят с ее батюшкою два господина — мистер Уэстон и его сын. Они только что пришли, мистер Уэстон успел лишь сообщить, что Фрэнк приехал на день раньше, а хозяин дома еще не высказал и половины любезнейших приветствий и поздравлений, когда появилась она, чтобы в свою очередь изумляться, приветствовать и выражать удовольствие.

Итак, Фрэнк Черчилл, о котором столь долго шли разговоры, который вызывал к себе столь жгучий интерес, был перед нею — был представлен ей, и Эмме подумалось, что его хвалили не зря. Молодой человек был очень красив; рост, осанка, манеры — безукоризненны, в чертах — те же одушевление и живость, что и у отца, во взгляде — ум и проницательность. С первых минут она почувствовала, что он понравится ей; по изысканной непринужденности, с которой он держался, по готовности, с какой поддерживал беседу, она видела, что он пришел с намерением свести с нею доброе знакомство и что добрыми знакомыми они должны сделаться очень скоро.

Он приехал в Рэндалс накануне вечером. Эмма про себя одобрила нетерпение приехать как можно быстрее, побудившее его изменить план своего путешествия — раньше выехать, быстрее ехать, реже останавливаться ради того, чтобы выиграть полдня.

— Ну, что я вам говорил! — вскричал с ликованьем мистер Уэстон. — Говорил я вам вчера, что он приедет раньше времени! Я, помнится, и сам так поступал. Нет сил плестись потихоньку, когда путешествуешь — невольно подгоняешь себя, что хоть и стоит некоторых усилий, зато с лихвою окупается удовольствием свалиться к друзьям как снег на голову, когда вас еще не начали поджидать.

— Большое удовольствие, когда его можно себе позволить, — возразил его сын, — только не так-то много домов, где я решился бы на подобную вольность, — но когда едешь домой, то знаешь, что все можно.

При слове «домой» отец взглянул на него с особенным умилением. К Эмме сразу пришла уверенность, что он знает, как расположить к себе других, и последующее подкрепило эту уверенность. Он был в восторге от Рэндалса, находил, что дом обставлен и ведется образцово, даже с неохотою соглашался, что он не слишком велик, восхищался местоположеньем его, дорогой на Хайбери, самим Хайбери и уж тем более Хартфилдом и сознавался, что постоянно испытывал тяготенье к этим краям, какое одни только родные края и способны вызвать, а также стремление посетить их. У Эммы мелькнула мысль, что несколько странно в таком случае, отчего он пораньше не изыскал возможности поддаться этому похвальному чувству, но, впрочем, ежели он и покривил душою, то проделал это из лучших побуждений и наилучшим манером. Ничего деланного, наигранного не слышалось в его речах. Он говорил с видом человека, которому и в самом деле необыкновенно хорошо.