Читать книгу - "Дневник любви - Тадеуш Доленга-Мостович"

— Да, — согласился Яцек. — Однако чтобы развестись, надо прежде всего быть женатым. То есть подать в суд брачное свидетельство. А у меня такого свидетельства нет. Его забрала Бетти.

— Но ты мог взять копию в той конторе, где вы поженились.

Яцек грустно улыбнулся.

— К сожалению, я не знал, где именно это было. В таком городе, как Нью-Йорк, этих контор много. Люди, нанятые моим адвокатом, пересмотрели книги, как он уверял, во всех. Он ручался, что они сделали это очень добросовестно. И ничего не нашли. Что же я должен был делать?.. Я оказался в такой ситуации, что именно моя женитьба превращалось в фикцию. У меня не было ни жены, ни одного доказательства того, что я когда-то вступал в брак. Разве при таких обстоятельствах, да еще и учитывая, сколько прошло времени, я не мог быть уверен, что ничего из моего прошлого уже не вернется?..

Я покачала головой.

— Согласна, с этой точки зрения ты прав. Но ты был обязан рассказать мне обо всем.

— Я думал об этом тысячу раз. Бывали минуты, когда я даже чувствовал уверенность, что, несмотря на все это, ты согласилась бы выйти за меня. Но и тогда появлялись сомнения: зачем нарушать твой покой?.. Зачем ставить между нами этот досадный факт?.. Зачем пугать тебя опасными осложнениями, в возможность которых я сам уже давно перестал верить?..

— И все же они возникли теперь, когда ты меньше всего этого ожидал?..

— Да. Я вообще их не ожидал. Прошло восемь лет. Восемь лет! Кто бы мог подумать, что та женщина вспомнит обо мне, что снова появится на моем пути!

— Где она?

— Ах, это не имеет никакого значения, — уклончиво сказал он. — Важно лишь то, что она вообще есть, что существует на свете.

— И чего же она от тебя хочет?

— Хочет, чтобы я вернулся к ней.

— Она что, с ума сошла? Как это так? Восемь лет где-то шаталась по свету, жила, как я могу предположить, совсем не как святая, а теперь достаточно ей поманить пальцем — и ты должен к ней вернуться?

— Она говорит, что любит меня.

Я засмеялась.

— А ты по простоте своей, конечно, ей поверил?..

— Нисколько, но это ничего не меняет в моем положении. Она знает, что я женат и что меня осудили бы за двоеженство, и этим держит меня в руках.

— Так возвращайся к ней! — крикнула я, уже не владея своими нервами.

Он хмуро посмотрел на меня.

— Да я лучше пущу себе пулю в лоб.

Он сказал это, несомненно, искренне, и я снова почувствовала к нему легкий прилив симпатии.

— Не понимаю я этой женщины. Неужели она не понимает, что даже если бы ты вернулся к ней, то не имел бы к ней никаких чувств, кроме ненависти!

— Она это понимает.

— Чего же она хочет? Денег?

— Нет, боже упаси! — возразил Яцек так живо, как будто брал ее под защиту.

— Это очень благородно с твоей стороны, — сказала я, — что ты так горячо заступаешься за нее. Однако это не меняет факта, что та пани ведет себя, как шантажистка.

— Ты ошибаешься. Любой шантаж состоит в том, что человек, угрожая плохими последствиями за невыполнение его требований, стремится к какой-то выгоде для себя. Между тем я не могу считать, что, скажем, то, чего она от меня требует, даст ей какую-то выгоду. Если бы я вернулся к ней, она не имела бы от этого никакой пользы, ни моральной, потому что я ее не люблю, ни материальной, так как, насколько я могу судить, она куда богаче меня. Даже в том, как она ставит передо мной требования, я не вижу признаков шантажа. Шантажист, обычно, ультимативно определяет какой-то срок и предупреждает, какие меры он предпримет, если этот срок не будут соблюден. Здесь этого нет. Я даже отметил бы склонность этой женщины уладить дело без угроз и спешки. Поскольку она верит, что ей удастся меня убедить, она дала мне немало времени на размышления и на ожидаемое отречение от моей теперешней жизни.

— Ну, так что же? — пожала я плечами. — Давай отрекайся. С моей стороны ты не встретишь никаких препятствий. Не заставляй это благородную, терпеливую и влюбленную пани слишком долго ждать.

Я знала, что каждое мое слово больно ранит Яцека. Но он заслужил это. Пусть терпит, пусть искупает свое беспримерное легкомыслие.

— Нет, Ганечка. Хоть я и заслуживаю твоего сурового осуждения, однако не верю, что ты на самом деле так думаешь. Даже надеюсь, что все еще можно как-то уладить. На это мне позволяет надеяться, собственно, отсутствие злонамеренности со стороны Бетти.

Тут я уже не сдержалась.

— Отсутствие злонамеренности! Ей-богу, мне кажется, что ты теряешь здравый смысл. Отсутствие злонамеренности! Бросает тебя кто знает на сколько лет, имеет кто знает сколько любовников и вдруг нагло угрожает тебе тюрьмой, добиваясь, чтобы ты к ней вернулся, словно ничего не произошло. Это коварная, злая, лживая и гадкая женщина. И хоть ты так самоуверен, что вообразил, будто она тебя безумно любит, можешь мне поверить, что за всем этим скрывается какая-то мерзость!

— У меня нет оснований даже предполагать такое.

— Зато у меня есть! У меня есть интуиция, которая никогда не обманывает. Это неважно, что она богата. Богачи бывают очень жадные. Предложи ей деньги и увидишь, возьмет ли она их. Если она и дала тебе столько времени, то только для того, чтобы укрепить тебя в убеждении, что дешево ты не отделаешься. По тому, что ты о ней рассказал, я могу видеть ее насквозь. Это хитрая низкая баба! Предложи ей деньги. Но, конечно, не давай ни гроша, пока не получишь от нее письменного заявления, что она согласна на развод и берет всю вину на себя, и пока она не вернет тебе брачное свидетельство, которое забрала с собой.

Горячая убежденность, с которой я говорила, бесспорно, должна была повлиять и на Яцека.

— У нас нет столько денег, — тихо сказал он, — сколько бы она, наверное, потребовала, если бы и речь шла о деньгах.

— Ничего не поделаешь. Продашь мой дом, одолжим что-то у родственников. Мы не имеем права допустить скандала. В крайнем случае, расскажем обо всем отцу. Я уверена, что он без всяких колебаний даст сколько сможет, лишь бы замять это унизительное дело.

Яцек несколько минут сидел молча.

— Может, ты и права, — сказал он наконец. — Я подумаю над этим вопросом. К счастью, это не горит.

Я возмутилась.

— Как это не горит! Ты думаешь, для меня большая радость — жить в такой атмосфере? Каждую минуту ждать скандала?

Яцек слабо улыбнулся.

— И для меня это не радость. Если бы ты знала, какие гнетущие и тяжелые были для меня эти долгие недели… Я ничего тебе не говорил, потому что надеялся, что мне удастся все это уладить. Однако теперь я счел необходимым рассказать тебе правду. Я так устал… Мне нужен был твой совет, и я благодарен тебя за него. Ты очень добра ко мне, хоть и считаешь, что я этого не заслуживаю. — Он встал и добавил: — Поступай так, как считаешь нужным. Помни только одно: доверить эту тайну хоть кому-нибудь — это все равно, что разгласить ее на весь город.