Читать книгу - "В доме веселья - Эдит Уортон"

Лили взглянула на него тревожно.

— Вы хотите сказать, что Джуди нет в доме, нет в городе?! — воскликнула она.

— Именно это я и говорю, — ответил Тренор, его хвастливые интонации сменились угрюмыми под ее взглядом.

— Чепуха, я не верю вам. Я иду наверх, — сказала она нетерпеливо.

Он вдруг отошел в сторону, давая ей дойти до порога.

— Идите, кто ж возражает, но жена моя в Белломонте.

Лили на мгновение обрела уверенность.

— Она бы сообщила мне, если бы решила не встречаться.

— Она сообщила, она звонила утром, чтобы я вам передал.

— Но мне никто ничего не передал.

— Это я не передал.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Но Лили все еще видела собеседника сквозь муть презрения, что исключало осмысленность любых соображений.

— Я не могу представить себе, зачем вы позволяете себе такие глупые шутки со мной, но если вы уже утолили ваше своеобразное чувство юмора, то я опять прошу вас вызвать мне экипаж.

Сказала — и тут же сама себя одернула: так говорить было нельзя. Чтобы быть ужаленным иронией, не обязательно ее понимать, и такие же злые прожилки на лице Тренора могли выступить, если бы она действительно отхлестала его.

— Вот что, Лили, не смейте разговаривать со мной таким властным тоном! — Он снова направился к двери, а она, инстинктивно отпрянув, позволила ему завладеть спасительным порогом. — Я действительно разыграл вас, признаю. Но если вы думаете, что мне стыдно, то вы ошибаетесь. Господь свидетель, я терпел достаточно, я ходил вокруг вас и выглядел идиотом. И это когда вы позволяли другим развлекаться с вами… позволяли им смеяться надо мной, смею сказать… я не очень остроумен и не умею выставлять друзей на посмешище, как вы… но я понимаю, когда смеются надо мной… я сразу понимаю, когда из меня делают дурака…

— Ах, мне бы и в голову не пришло такое! — осенило Лили, но под его взглядом она подавилась смешком.

— Нет, вам и не следовало так поступать, и сейчас вы лучше это поймете. Именно поэтому вы здесь. Я ждал достаточно и дождался, чтобы заставить вас меня выслушать.

Первый порыв невнятного негодования сменился у Тренора спокойной и сосредоточенной интонацией, вызвавшей у Лили большее смятение, чем его возбужденность. На миг присутствие духа покинуло ее. Она несколько раз участвовала в поединках, когда, кроме ума, требовалось еще и остроумие, дабы с честью прикрыть отступление, но ее испуганное сердечко затрепетало, подсказав, что здесь воспользоваться этим не удастся.

Чтобы выиграть время, она повторила:

— Я не понимаю, чего вы хотите.

Тренор поставил стул между ней и дверью. Он уселся на него и откинулся на спинку, глядя на нее.

— Я вам скажу, чего я хочу, я хочу знать, какого рода у нас отношения. Черт, человеку который платит за ужин, как правило, разрешается занять место за столом.

Она вспыхнула от гнева и унижения и тошнотворной необходимости примириться там, где она мучительно хотела смирять.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, но вы должны понимать, Гас, что я не могу остаться и разговаривать с вами в этот час.

— Боже мой, вы заходите в дом к одинокому мужчине, не раздумывая, при свете дня, — значит, вы не всегда так чертовски тщательно заботитесь о своей репутации.

Жестокость выпада вызвала головокружение, как бывает после сильного удара. Значит, Роуздейл заговорил, вот почему люди судачат о ней! Лили вдруг почувствовала себя слабой и беззащитной, горло сжал комок жалости к себе. Но одновременно другая ее ипостась обострила ее бдительность, нашептывала, испуганно предупреждая, что каждое слово и жест должны быть продуманны.

— Если вы заманили меня сюда, чтобы оскорблять… — начала она.

Тренор рассмеялся:

— Не говорите чепухи. Я не хочу вас обидеть. Но у каждого есть чувства, и вы играли моими слишком долго. Я ведь не затеял все это и не перебегал дорогу другим парням, пока вы не выбросили меня за ненужностью и не стали делать из меня идиота, и вам удалось это без труда. Вот что обидно — с такой легкостью, с таким безрассудством вы думали, что можете вывернуть меня наизнанку и бросить в канаву, как пустой кошелек. Но, господи, это нечестная игра, нельзя нарушать правила. Конечно, теперь я знаю, чего вы хотели, — вас интересовали не мои красивые глаза, но я вам скажу, мисс Лили, вы должны заплатить сполна за то, что заставили меня думать так.

Он встал, агрессивно расправив плечи, и шагнул к ней с покрасневшим лицом, а она не двинулась, хотя каждый нерв требовал отступить по мере его приближения.

— Заплатить? — Она запнулась. — Вы имеете в виду, что я должна вам деньги?

Он снова засмеялся:

— О, я не требую платы подобного рода. Но есть такая штука, как честная игра и проценты на вложенные инвестиции, и, черт возьми, если бы вы хоть взглянули на меня…

— Ваши деньги? Какое отношение я имею к вашим деньгам? Вы советовали мне, как вкладывать мои… вы знали, что я ничего не понимаю в бизнесе… Вы сказали мне, что это не имеет значения…

— Да нет же, с этим как раз все в порядке, Лили, я готов помогать и сделать в десять раз больше. Я всего лишь хочу услышать слова благодарности от вас.

Он все еще стоял рядом с ней, и рука его становилась все более внушительной, и перепуганная ипостась Лили поволокла другую на дно.

— Я благодарила вас, я дала знать, что я благодарна. Разве не так же на вашем месте поступил бы всякий настоящий друг? И как еще друг может отблагодарить друга за помощь?

— Я не сомневаюсь, что вы принимали эти дары и прежде, — с усмешкой откликнулся Тренор, — и отбрасывали других дающих, как хотите отбросить меня. Меня не волнуют ваши счеты с ними: если вы одурачили их, мне это только приятно. Не смотрите на меня так, я знаю, что мужчина не должен говорить с девушкой подобным образом, но, черт, если вам не нравится, есть много способов заставить меня замолчать, вы же знаете, что я без ума от вас, к черту деньги, их хватит на все, если вас беспокоит это… Я был груб, Лили, Лили! Просто взгляните на меня…

Снова и снова она тонула в море унижения — волна разбивалась о волну так близко, что нравственный позор сливался с физическим ужасом. Ей казалось, что чувство собственного достоинства сделало бы ее неуязвимой, что она сама обесчестила себя и обрекла на ужасное одиночество.

От его прикосновения ее утопающее сознание забилось. Она отшатнулась в отчаянной попытке выразить презрение.

— Я уже говорила, что не понимаю, но если я должна деньги, я вам их выплачу…

Лицо Тренора потемнело от ярости: ее явное отвращение пробудило в нем первобытного дикаря.

— Ах, вы будете брать деньги у Селдена или Роуздейла и пытаться дурачить их, как одурачили меня! Если только вы уже не расквитались с ними и я единственный, кто остался с носом!