Читать книгу - "Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле"

Как свечка оплавляется, горя,

так век его задешево растрачен;

других бессмертной славою даря,

он сам — от униженья плачет.

ФАБЬЕЛЛО

Все верно говоришь! Повывелись в веках,

что, как святой Мартин, носили на руках^[166].

Паскудное настало нынче время —

в муку смололи Меценатов племя^[167].

Теперь в Неаполе — замечу не без злости —

венчают лавром лишь схороненные кости.

ЯКОВУЧЧО

А вот астролог. Глянь, как важен. Ибо он

слышит: «Пожалуйте сюда!» со всех сторон.

Кто хочет знать, родится ли мальчишка,

кто вычисляет добрый час для дела,

кто — выиграет ли суд, а кто гадает,

не будет ли судьба его злосчастна.

Кто хочет знать, верна ль ему подруга,

кто — не убьет ли молния его…

Так, день-деньской не прекращая лгать,

астролог людям и тогда сгодится,

коль раза полтора случится угадать

и сто раз ошибиться.

Но чашка скажет нам наверняка,

где от известки пыль, а где мука.

Ибо, чертя магический квадрат,

он четырьмя углами не богат;

он, звездные «дома» определяя,

ни дома не имеет, ни дверей;

фигуры сравнивая, бредни сочиняя,

к созвездиям далеким воспаряя, в

низ задницей летит. На склоне дней

уж он не тот. Весь труд его руки —

поддерживать дырявые портки.

Вот где науки истинной примеры:

в прорехи видно астролябию и сферы!

ФАБЬЕЛЛО

Меня смешишь ты, братец, против воли;

но много больше смех внушает тот,

кто верит этой пакостной породе.

Рассказывают россказни другим,

но не угадывают сами,

того, кто дышит в спину им.

Смотря на звезды, в яму падают носами!

ЯКОВУЧЧО

А вот другой — и книжник, и мудрец:

он выступает будто патриарх,

по капле, как родник, цедя слова,

но от души плюет на все четыре,

себя считая лучшим в целом мире.

Когда он рассуждает о стихах,

себя равняет запросто с Петраркой.

Коль речь о философии — тогда

он сто очков даст форы Стагириту^[168].

Он в арифметике готов побить Кантоне^[169],

а рассуждая о военном деле,

разделать Корнадзано^[170] под орех.

В архитектуре он Евклида садит в лужу,

а в музыке — легко у Джезуальдо^[171]

найдет ошибки в контрапункте.

В праве — готов мозги он вправить Фариначчо^[172],

ну а Боккаччо разбранит за стиль.

Он, как паук, плетет сентенций нить,

в его устах совет — как в золоте отлит…

Беда, коль в деле кто его проверит:

ведь он и кеглю выбить не сумеет.

И справедливый суд о нем таков:

дурак, от книг объевшийся верхов.

ФАБЬЕЛЛО

Поистине, ослиная надежда —

себе приписывать всезнанье, и мудрец

изрек поистине: «Тот больший есть невежда,

кто знающим себя зовет».

ЯКОВУЧЧО

Вот уж почти конец.

Но как оставлю я без рассмотренья

алхимию с алхимиком! Вот кто

собой доволен, что уж мнит себя счастливцем,

нам обещая через два или три года

добраться до ключа всех тайн природы,

поведая об удивительных вещах,

что выделил в реторте перегонкой,

которые его озолотят.

Но только лишь его положим в чашку,

как будет сразу дело нараспашку:

увидим, сколь наука эта лжива,

увидим, сколь он слеп и глуп —

тот, в фартуке прожженном, продымленном,

кто утвердил надежд своих колонны

на хрупкости стеклянных колб и труб,

несчастный, кто и мысли, и стремленья

лелеет среди копоти печной,

кто, дни и ночи поддувая пламя

мехами, — между тем словами,

как пузыри, желанья выпускает,

которые не сбудутся вовек.

Вынюхивает «тайные рецепты»,

что распускают для подобных дураков,

доискивается «первовещества»,

утрачивая сам и вес, и форму

и, веря, что обогатится,