Читать книгу - "Шесть ночей на Акрополе - Георгос Сеферис"

Оленята-близнецы выскочили и стали купаться в лунных источниках. Стратис ощутил на своем челе дуновение безумия. Он поднялся, грубо схватил Сфингу под руку и потащил ее вниз, не оглянувшись, не посмотрев назад.

Внизу, за большими вратами Сфинга освободилась яростным рывком, пошла, пошатываясь, и уселась на скале. Стратис оставил ее и стал искать машину. Ничего не появлялось. Перед мысленным взором постепенно соединялись образы, угнетая его. Не те, которые он видел сегодня, а те, которые он видел в Кефисии полтора месяца назад: Саломея и Лала у освещенного окна. Он почувствовал себя незащищенным, ему хотелось пить. И Саломея тоже воскликнула тогда: «Хочу пить!» «Тогда, — подумал он, — почему я ждал тогда… Почему не появился тогда между ними?..» Он увидел, как рука его обнимает Лалу, обнимает ее за талию. «…Саломея сочла бы это вполне естественным, и я бы спасся от сегодняшних мерзостей… Саломея… А Бильо?..» Свет того, первого полдня поразил его разум и оставил его израненным в мягких ощущениях ночи.

Кто-то впился ему в руку.

— Прошу прощения, господин. Как видите, я хромаю и оступился, — услышал Стратис.

Он встрепенулся и посмотрел на говорившего.

— Добрый вечер, дипломированный гид. Ты так и не назвал своего имени.

Гид попытался припомнить:

— А, рассеянный господин! Меня зовут Дорофеос Тамидис.[147]Когда-то я был восхитительным ребенком.

Теперь, при этом свете, морщины на его лице выглядели невыносимо глубокими.

— Знаешь, мне хотелось бы взглянуть на светильники, — сказал Стратис.

На лице Тамидиса появилось несчастное выражение:

— Светильники уехали в Америку. Видите ли, наши капиталы эмигрировали за границу… Однако у меня есть превосходные фотографии. Идемте.

— А позирующие натуры? — спросил Стратис.

Тамидис ответил с тем же несчастным выражением:

— Все они теперь на водах. Сезон, видите ли…

Он посмотрел вокруг, словно потерял что-то, а затем — на двух женщин, которые ожидали Стратиса за скалой. Хитрый блеск появился в его глазах:

— …Однако с нами осталась сапфическая дева, красоты изумительной, к сожалению, без партнерши… Может быть, та или иная из дам желает нарушить установленное?

— Веди нас, — сказал Стратис. — Надеюсь, дева будет на высоте.

— В высшей степени обученная, с абсолютным соблюдением тайны и превосходнейшего воспитания.

Казалось, он заучил наизусть мелкие объявления из «Эстии».[148]

— Мне нужна комната.

Тамидис озабоченно почесал себе затылок:

— Дева в присутствии посторонних? Трудно, она стыдливая.

— Ты ведь убедительный.

— Небольшое повышение вознаграждения будет еще убедительнее.

Стратис вернулся и сказал:

— Машины нет. У этого человека неподалеку заведеньице, пошли посидим.

Лала уставилась в землю.

— Да, в заведеньице, — сказала Сфинга так, будто ничего уже не помнила. — Останемся вместе на всю ночь.

Она попыталась было подняться на ноги, но снова села. Стратис поднял ее, и она поплелась, опираясь о его руку. Сделав несколько шагов, Сфинга вцепилась также в руку Лалы:

— Овечка моя золотая… Золотая моя бабочка… Я все ради тебя стараюсь. Ступенька за ступенькой, и я подниму тебя на вершину наслаждения.

Тамидис обернулся:

— Воистину превосходные выражения. Госпожа, видать, искусна в словесности. Искусство и наслаждение шествуют одной стезею!

Стратис почувствовал на губах ранившую его узду. Он ускорил шаг. За калиткой у Тамидиса находился небольшой дворик с виноградом. Зажегся электрический свет.

— Пожалуйте! — сказал Тамидис.

Стратис посмотрел в лицо Лалы. Оно было совершенно белым, словно лунный свет не покидал его. Сфинга неосознанно жестикулировала. Растрепанные волосы придавали ей комический вид.

— Пожалуйте, — повторил Тамидис.

Он открыл вторую дверь и провел их в комнату с низким потолком. На стенах висели две большие фотографии Трикуписа и Делиянниса,[149]как в старых кафе. В одном углу стояла железная кровать, напротив — очень старый диван, посредине — столик из таверны. Другой мебели не было. Через открытое окно были видны огни Афин до самого Парнефа.[150]

Сфинга направилась прямо к кровати и уселась на ней. Она раскрыла «рясу», и показалась комбинация такого же сочно-розового цвета, как и ее лицо.

Тамидис подошел к дивану и нежно погладил его.

— Диван этот получше. И чего только он не повидал.

Стратис уселся там вместе с Лалой.

— Что пить будете? — спросил Тамидис.

— Коньяк, — ответил Стратис.

Тамидис исчез, затем возвратился с подносом, который поставил на столик, снова пошел к двери и привел за руку высокую женщину с продолговатым, наспех накрашенным лицом. «Ну и ну! Вот куда попала Кула!» — мысленно воскликнул Стратис. Она была все в том же зеленом халате, который теперь, однако, выглядел более просторным.

— Это — барышня Хлоя, — сказал Тамидис.

Движениями портного Тамидис поправил на ней халат и постарался раскрыть ворот наиболее выгодным образом. Груди ее казались еще более обвислыми. Тамидис отступил на два шага, полюбовался ею и продекламировал:

— alle sfacciate donne florentine

l'andar mostrando con le poppe il petto.[151]

— Это из «Божественной комедии», — добавил он. — Госпожа, которая искусна в словесности, поймет меня.

Сфинга бросила томный взгляд. Кула зевнула.

— Стоило разбудить тебя, Хлоя, — сказал Тамидис. — Сегодня к нам пожаловали две дамы, весьма достойные любви. Угости их и не робей.