Читать книгу - "Похождения бравого солдата Швейка - Ярослав Гашек"

На предварительном следствии в полицейском участке на всевопросы он вопил одну и ту же стереотипную фразу:

— У меня писчебумажный магазин!

На что получал такой же стереотипный ответ:

— Это для вас не оправдание.

Другой, небольшого роста господин, с которым та женеприятность произошла в винном погребке, был преподавателем истории. Онизлагал хозяину этого погребка историю разных покушений. Его арестовали в тотмомент, когда он, заканчивая общий психологический анализ покушения, объявил:

— Идея покушения проста, как колумбово яйцо.

— Как то, что вас ждёт Панкрац, — дополнил еговывод полицейский комиссар при допросе.

Третий заговорщик был председателем благотворительногокружка в Годковичках «Добролюб». В день, когда было произведено покушение,«Добролюб» устроил в саду гулянье с музыкой. Пришёл жандармский вахмистр ипотребовал, чтобы участники разошлись, так как Австрия в трауре. На этопредседатель Добролюбах добродушно сказал:

— Подождите минуточку, вот только доиграют «Гей,славяне».

Теперь он сидел повесив голову и причитал:

— В августе состоятся перевыборы президиума. Если ктому времени я не попаду домой, может случиться, что меня не выберут. Меня ужедесять раз подряд избирали председателем. Такого позора я не переживу.

Удивительную штуку сыграл покойник Фердинанд с четвёртымарестованным, о котором следует сказать, что это был человек открытогохарактера и безупречной честности. Целых два дня он избегал всяких разговоров оФердинанде и только вечером в кафе за «марьяжем», побив трефового короля козырнойбубновой семёркой, сказал:

— Семь пулек, как в Сараеве!

У пятого, который, как он сам признался, сидит «из-за этогосамого убийства эрцгерцога в Сараеве», ещё до сих пор от ужаса волосы стоялидыбом и была взъерошена борода, так что его голова напоминала морду лохматогопинчера. Он был арестован в ресторане, где не вымолвил ни единого слова, этотдаже не читал газет об убийстве Фердинанда: в полном одиночестве он сидел устола, как вдруг к нему подошёл какой-то господин, сел напротив и быстроспросил:

— Читали об этом?

— Не читал.

— Знаете про это?

— Не знаю.

— А знаете, в чём дело?

— Не знаю и знать не желаю.

— Всё-таки это должно было бы вас интересовать.

— Не знаю, что для меня там интересного. Я выкурюсигару, выпью несколько кружек пива и поужинаю. А газет не читаю. Газеты врут.Зачем себе нервы портить?

— Значит, вас не интересует даже это сараевскоеубийство?

— Меня вообще никакие убийства не интересуют. Будь то вПраге, в Вене, в Сараеве или в Лондоне. На то есть соответствующие учреждения,суды и полиция. Если кого где убьют, значит так ему и надо. Не будь болваном ине давай себя убивать.

На том разговор и окончился. С этого момента через каждыепять минут он только громко уверял:

— Я не виновен, я не виновен!

С этими словами он вошёл в ворота полицейского управления. Ито же самое он будет твердить, когда его повезут в пражский уголовный суд. Сэтими словами он войдёт и в свою тюремную камеру.

Выслушав эти страшные истории государственных изменников,Швейк счёл уместным разъяснить заключённым всю безнадёжность их положения.

— Наше дело дрянь, — начал он словаутешения. — Это неправда, будто вам, всем нам ничего за это не будет. Начто же тогда полиция, как не для того, чтобы наказывать нас за наш длинныйязык? Раз наступило такое тревожное время, что стреляют в эрцгерцогов, такнечего удивляться, что тебя ведут в полицию. Всё это для шика, чтобы Фердинандуперед похоронами сделать рекламу. Чем больше нас здесь наберётся, тем лучше длянас: веселее будет. Когда я служил на военной службе, у нас как-то посадилиполроты. А сколько невинных людей осуждено не только на военной службе, но игражданскими судами! Помню, как-то одну женщину осудили за то, что она удавиласвоих новорождённых близнецов. Хотя она клялась, что не могла задушитьблизнецов, потому что у неё родилась только одна девочка, которую ей совсембезболезненно удалось придушить, её всё-таки осудили за убийство двух человек.Или возьмём, к примеру, того невинного цыгана из Забеглиц, что вломился вмелочную лавочку в ночь под рождество: он клялся, что зашёл погреться, но этоему не помогло. Уж коли попал в руки правосудия — дело плохо. Плохо, да ничегоне попишешь. Всё-таки надо признать, — не все люди такие мерзавцы, как оних можно подумать. Но как нынче отличишь порядочного человека от прохвоста,особенно в такое серьёзное время, когда вот даже ухлопали Фердинанда? У настоже, когда я был на военной службе в Будейовицах, застрелили раз собаку в лесуза плацем для упражнений. А собака была капитанова. Когда капитан об этомузнал, он вызвал нас всех, выстроил и говорит: «Пусть выйдет вперёд каждыйдесятый». Само собою разумеется, я оказался десятым. Стали по стойке «смирно» и«не моргни». Капитан расхаживает перед нами и орёт: «Бродяги! Мошенники!Сволочи! Гиены пятнистые! Всех бы вас за этого пса в карцер укатать! Лапшу извас сделать! Перестрелять! Наделать из вас отбивных котлет! Я вам спуску недам, всех на две недели без отпуска!..» Видите, тогда дело шло о собачонке, атеперь о самом эрцгерцоге. Тут надо нагнать страху, чтобы траур был что надо.

— Я не виновен, я не виновен! — повторялвзъерошенный человек.

— Иисус Христос был тоже невинен, а его всё же распяли.Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека. «Maul haltenund weiter dienen»,[1] как говаривали нам на военной службе. Этосамое разлюбезное дело.

Швейк лёг на койку и спокойно заснул.

Между тем привели двух новичков. Один из них был босниец. Онходил по камере, скрежетал зубами и после каждого слова матерно ругался. Егомучила мысль, что в полицейском управлении у него пропадёт лоток с товаром.Вторым был трактирщик Паливец, который, увидав Швейка, разбудил его итрагическим голосом воскликнул:

— Я уже здесь!

Швейк сердечно пожал ему руку и сказал:

— Очень приятно. Я знал, что тот господин сдержитслово, раз обещал, что за вами придут. Такая точность — вещь хорошая.

Но Паливец заявил, что такой точности цена — дерьмо, ишёпотом спросил Швейка, не воры ли остальные арестованные: ему как трактирщикуэто может повредить.

Швейк разъяснил, что все, кроме одного, который посажен запопытку убийства голицкого мельника с целью ограбления, принадлежат к ихкомпании: сидят из-за эрцгерцога.