Читать книгу - "Мой полицейский - Бетан Робертс"

– Разве вы не ныряли?

– Марион не плавает, – объявила Сильви.

– Почему нет? – спросил он, глядя на меня.

Полагаю, я могла солгать. Но даже тогда я ужасно боялась, что меня разоблачат. В конце концов, люди всегда все узнают. И тогда будет еще хуже, чем если бы вы просто сказали правду.

У меня пересохло во рту, но я сумела сказать: «Никогда не училась».

– Том в клубе морского плавания, – сказала Сильви, и это прозвучало почти гордо.

У меня никогда не было желания мокнуть. Море было всегда рядом, создавало постоянный шум и движение на окраине города. Но это не означало, что я должна была присоединиться к нему, не так ли? До этого момента невозможность плавать казалась мне совершенно неважной. Но теперь я знала, что мне придется это сделать.

– Хотелось бы научиться, – сказала я, пытаясь улыбнуться.

– Том тебя научит. Правда, Том? – спросила Сильви, глядя ему в глаза, призывая его отказаться.

Том вздрогнул, схватил полотенце Сильви и обернул его вокруг талии.

– Я мог бы, – сказал он. Грубо потерев волосы, пытаясь высушить их одной рукой, он повернулся к Сильви. – Передай шиллинг.

– Где Рой? – спросила Сильви.

Я впервые услышала о Рое, но Сильви явно им заинтересовалась, судя по тому, как быстро оставила вопросы об уроках плавания и вытянула шею, чтобы посмотреть чуть дальше своего брата.

– Занимается дайвингом, – сказал Том. – Дай мне шиллинг.

– Что ты будешь делать после?

– Не твое дело.

Сильви открыла зеркальце и мгновение изучала себя, прежде чем сказать тихим голосом:

– Держу пари, вы собираетесь в «Пятнистую собаку».

При этом Том шагнул вперед и игриво ударил сестру, но она отклонилась. Его полотенце упало на пол, и я снова отвела глаза.

Я задавалась вопросом, что такого плохого в том, чтобы пойти в «Пятнистую собаку», но, не желая показаться невежественной, держала рот на замке.

После небольшой паузы Сильви пробормотала:

– Ты идешь туда. Я знаю.

Затем она схватила полотенце за край, вскочила и стала скручивать из него веревку. Том бросился к ней, но она оказалась быстрее. Полотенце с треском щелкнуло по его груди, оставив красную полоску. Тогда мне показалось, что линия пульсирует, но сейчас я не уверена в этом. Тем не менее ты можешь представить: нашего красивого мальчика отметелила мягким хлопчатобумажным полотенцем младшая сестра.

Вспышка гнева пробежала по его лицу, и я ощетинилась; стало прохладнее; тень ползла по загорающим. Том посмотрел на землю и сглотнул. Сильви застыла, не зная, как он поступит. Внезапно он выхватил у нее полотенце; она пригибалась и смеялась, когда он безумно крутил эту штуку, время от времени хлопая ее концом, – при этом она издавала пронзительный визг, – но в основном промахиваясь. Знаешь, он был нежным, я понимала это даже тогда; он шагал и был намеренно неуклюжим, дразня сестру мыслью о своей силе и точности, мыслью, что он может сильно ударить ее.

– У меня есть шиллинг, – сказала я, нащупывая мелочь в кармане кардигана. Это все, что у меня осталось, но я протянула монету ему.

Том перестал хлопать полотенцем. Он тяжело дышал. Сильви потерла шею в том месте, куда попало полотенце.

– Хулиган, – пробормотала она.

Он протянул свою ладонь, и я положила в нее монету, позволяя кончикам пальцев коснуться его теплой кожи.

– Спасибо, – сказал он и улыбнулся. Затем он посмотрел на Сильви. – Ты в порядке?

Сильви пожала плечами.

Когда он отвернулся, она показала язык. По дороге домой я нюхала руку, вдыхая металлический аромат. Мои деньги теперь тоже будут ощущать на пальцах Тома.

Прямо перед тем, как Том ушел в армию, он дал мне проблеск надежды, за которую я цеплялась до его возвращения и, если честно, даже позже.

Был декабрь, и я пошла к Сильви на чай. Неудивительно, что Сильви редко приходила ко мне домой, потому что у нее были собственная спальня, портативный проигрыватель и бутылки Vimto[8], а я жила в одной комнате с Гарри и единственным доступным питьем в моем доме был чай. У Сильви мы ели ветчину, мягкий белый хлеб, помидоры и салатный крем[9], заедая все это консервированными мандаринами и сгущенным молоком. Отец Сильви был хозяином магазина, в котором продавались дерзкие открытки, рок-манекены, просроченные пакеты с желейными конфетами и куклы из ракушек с засушенными водорослями вместо воротников. Он назывался «Счастливые новости», потому что в нем также продавались газеты, журналы и копии более ярких изданий, завернутые в целлофан. Сильви рассказала мне, что ее отец продавал по пять экземпляров «Камасутры» каждую неделю и за лето эта цифра утроилась. В то время я имела слишком смутное представление о том, что такое «Камасутра», потому как по неизвестным мне причинам она была запрещенной книгой; но я притворилась впечатленной, широко открыв глаза и произнеся: «Правда?», – и Сильви торжествующе кивнула.

Мы ели в гостиной, и волнистый попугайчик матери Сильви постоянно чирикал где-то за нашими спинами. Мы сидели на пластиковых стульях со стальными ножками за чистым обеденным столом без скатерти. У матери Сильви была оранжевая помада, и даже со своего места я чувствовала запах лавандового очистителя на ее руках. Она была очень толстой, и это было странно, потому что я никогда не видела, чтобы она ела что-нибудь, кроме салатных листьев и ломтиков огурца, а пила она только черный кофе. Несмотря на это явное самоограничение, черты ее лица, казалось, терялись где-то в опухшей плоти, а грудь была огромной и всегда выставлялась напоказ, как крупное, отлично взбитое безе в витрине пекарни. Когда я понимала, что мне не следует больше смотреть на Тома, сидящего рядом с его матерью, я фиксировала взгляд на мягком декольте миссис Берджесс. Я знала, что мне не стоит смотреть и туда, но все же это лучше, чем быть пойманной со взглядом, направленным на ее сына. Я была уверена, что чувствую тепло, исходящее от него; его обнаженная рука лежала на столе, и мне казалось, что его тело согревает всю комнату. Я чувствовала его запах (я не просто это вообразила, Патрик!): он пах – помнишь? – конечно же, маслом для волос «Виталис» и, должно быть, тальком с ароматом сосны, которым, как я позже узнала, он щедро посыпал кожу каждое утро, прежде чем натянуть рубашку. В то время, как ты помнишь, люди вроде отца Тома не одобряли тальк. Конечно, сейчас все по-другому. Когда я иду в ближайший магазин в Писхейвене, прохожу мимо мальчишек; их волосы так сильно напоминают