Читать книгу - "На острове - Карен Дженнингс"

Ознакомительный фрагментдонышке, на ручке – виднелись блеклые пятнышки. Самуэль погрузил кружку в неподатливую массу, чувствуя, как она тяжелеет, наполняясь зерном. Пальцы Самуэля – и так-то мясистые – распухли от недавних нагрузок, и его рука стала рукой великана, ухватившей игрушечную кружечку. Он разбрасывал зерно и снова возвращался к ящику, дважды, трижды. Куры разбредались по двору и так шустро клевали пыльную землю, словно забыли, что весь день рыскали в поисках букашек и червей.

У Самуэля заурчало в животе; он не ел с утра. Запустив руку в ящик, он бросил несколько зерен в рот. Он почувствовал вкус пыли и деревянного ящика. Зубов у него почти не осталось, и он посасывал зерна, положив за щеки.

Нужно было собрать яйца, пока не стемнело. Он посмотрел под кустами, в ямах, в общем курятнике и нашел всего три. И еще одно, на гальке, треснувшее, с вытекшим желтком. Еще он заметил куски скорлупы на каменной изгороди и около тропинки. Наверняка еще несколько утащили чайки. А рыжая курочка – Самуэль это знал – больше не неслась. Она была старой, и ей нездоровилось. Раньше он бы давно уже свернул ей шею, сварил и съел. Ему редко удавалось поесть мяса. Но он никак не решался, день за днем говоря себе, что она еще может поправиться, если будет больше есть и отдыхать.

Затем он услышал, что куры дерутся. Вернувшись к ним, он увидел, что все клюют рыжую, вышедшую из коттеджа. Они растрепали ей крылья, и в воздухе кружились рыжие перышки. Самуэль положил три яйца, подошел к дерущимся курам и вытащил рыжую. Перья у нее были всклокочены, а над глазом выступило пятнышко крови, и еще одно на оголившейся грудке. Она беспокойно кудахтала, пока Самуэль нес ее в отдельный курятник, сооруженный за несколько дней до того из коряг и рыбацких сетей, прибитых к берегу. Он погладил курицу и насыпал ей зерна, но она сидела с закрытыми глазами и не клевала даже с руки.

Он встал и пошел в огород, мимо других кур, понемногу успокаивавшихся, принимаясь за еду. Подошел к грядкам, взял пластиковый контейнер, валявшийся с краю, и встряхнул его дном кверху, на случай, если паук или еще кто-нибудь успел обжить его с прошлого вечера. Он прошелся по грядкам, отметив, что собирает овощи на двоих.

Это были не те овощи, что он ел в детстве с семейного огорода, не те, что выращивали его родители у себя на участке, в долине, зеленой и теплой, как он помнил ее. Родители показывали ему, как выращивать маис, тапиоку, капусту и как отрясать манговые и кокосовые деревья. Его сестра тогда была совсем малюткой, и мать носила ее на спине. Самуэль давал ей бананы, и она радостно сосала их, пачкая личико.

Теперешний его огород больше походил на тот, что был в миссионерской школе, располагавшейся в нескольких зданиях в дальнем конце долины, куда он ходил по утрам с соседскими мальчишками, обычно повторяя «Отче наш»; каждый из них читал молитву на свой лад, сбивая других с панталыку, так что в итоге они городили какую-то околесицу, и наставники били их.

Каждый школьник сажал, полол, собирал и ел с огорода при миссионерской школе. Тыквы с коровью голову, цветную капусту и брокколи, странные лиловые корнеплоды, окрашивавшие все в розовый цвет, даже мочу. Собранные овощи они оставляли у кухонной двери и получали на следующий день за ланчем в виде серой безвкусной вареной кашицы.

Теперь же Самуэль следовал примеру родителей и миссионеров – ухаживал за грядками, окучивал их, пропалывал и не собирал сверх необходимого. Кроме того, удобрял компостом песчаную почву и ставил сетчатые ограждения, чтобы защитить растения от птиц, – его отец огораживал растения дерюгой, а миссионеры заставляли мальчиков, плохо учивших уроки, служить пугалом. Весь день нерадивый ученик должен был ходить вдоль грядок и звенеть в колокольчик в нужном ритме.

Что он помнил о жизни в долине: размеренный колокольный звон, зеленые насекомые, слова молитв и прочие слова, тяжесть тыквы в руках, полный рот еды и тот колокольчик, что отзванивал секунды в огороде. Теперь эти воспоминания были подобны едва различимому запаху или вкусу – таким далеким все это казалось.

Самуэль наполнил металлическую лейку из колонки и пошел вдоль грядок, поливая и тыча пальцем в землю для надежности. Уже смеркалось, и последнюю грядку он прошел помедленнее, старательно проверяя влажную землю и щупая ботву. Вставая с корточек, он заметил сорняк. Когда он впервые прибыл на остров и увидел, что этот сорняк захватил здесь все вокруг – стены коттеджа и маяка и всю землю, – он назвал его душилкой.

– Ничего с ним не поделаешь, – сказал ему прежний смотритель, Жозеф. – Даже не думай подчинить себе остров. Он все равно сделает по-своему.

Но Самуэль смотрел на это по-другому и первый год старательно выводил душилку. Однако каждую неделю замечал как минимум еще один новый росток, вот и сейчас заметил очередной, угнездившийся между двух камней изгороди, словно кто-то его сюда звал. Самуэль выдернул сорняк с корнем и отнес на обожженную бетонную плиту, где стояла колонка. Там он достал спички и спалил его, глядя, как зеленый стебель корчится и скукоживается в огне, пока не уверился, что нанес ему повреждения, несовместимые с жизнью.

ЧЕЛОВЕК В КОТТЕДЖЕ ТАК И НЕ УМЕР, когда вернулся Самуэль. Более того, он подполз к дивану и навалился на него, словно пытаясь забраться.

– Что ты?.. – начал Самуэль, но слова застряли у него в пересохшем горле.

Он сглотнул, переместил зерна за щекой и сказал:

– Что ты делаешь?

Человек взглянул на него исподлобья. Белки глаз были желтыми, взгляд – расфокусированным. Он произнес какое-то слово, которое Самуэль не понял или, возможно, не расслышал. Он шагнул к нему, и человек повторил это слово, протягивая к нему руку, точно попрошайка. Самуэль вспомнил, как попрошайничал в детстве с сестрой, когда их семье пришлось перебраться в город, и потом, уже взрослым, после двадцати трех лет в тюрьме, когда его руки скрючил артрит, как у старика. Но у него не было юного помощника, способного кого-то разжалобить, и он с трудом конкурировал с толпами молодых людей, осаждавших машины на светофорах и перекрестках. Кругом мелькали шашлыки, бананы, жареные курицы, мягкие игрушки, резные деревянные фигурки. Страсть к потреблению так и бурлила. Вечно чем-то торговали, что-то покупали, и все это происходило среди дорожного движения, пока тощие как палки собаки сновали под колесами машин в поисках отбросов.

Человек снова протянул