Читать книгу - "И берег Вычегды родной (сборник) - Евгений Иванович Шашурин"

он, какой молодой, а я старая. Не знаю, сколько мы молчали, но Мишко заговорил первый:

– Здравствуй, Прасковья, вот я и пришёл. Устала, поди, ждать?

А я и сказать ничего не могу, молчу.

– Прасковьюшка, вот и я дождался, своих встретил. В лесу лежал, в болотине, в «Квадрате 34 00». Молоденький паренёк нашёл меня, а поднимали вдвоём с мужиком в годах.

Он чуть помолчал и продолжил:

– Два дня собирали косточки. Все, что не истлели, собрали и схоронили, слава Богу. Снаряд в окоп попал, меня и комсорга-лейтенанта, что недалеко стоял, раздёрнуло взрывом, а рядом ещё двоих убило и лошадь.

Прасковья Андреевна посмотрела по сторонам, потом на небо…

Я тоже невольно задрал вверх голову и увидел летающего жаворонка. Он набрал высоту, а затем, сложив крылья, спикировал вниз, и в это время пел свою завораживающую песню.

«Подружку завлекает», – подумал я.

– Видишь, Мишко летает птицей, смотрит на нас, – вдруг сказала бабка. – А ведь мне, как поговорила с Мишенькой, так легко-легко стало, а то всю жизнь будто тяжёлую котомку за плечами таскала. А ещё он мне сказал, что эти же поисковики комсорга нашли и медальон при нём.

– Матушка, а как же вы здесь, в деревне, оказались? – спросил я.

– А Мишко мне сказал, что здесь могу тебя встретить. Ты ведь поднимал его косточки?

Да, её рассказ напоминал мне работу нашего отряда. Мы копали в этом квадрате недалеко от деревни Гайтолово. Два дня собирали солдатика, и недалеко, в воронке под берёзой, я нашёл останки бойца с медальоном, треугольник геометрический и затвор от винтовки. Рядом ребята откопали кости лошади вперемешку с человеческими костями.

Мне снова стало не по себе, и я даже решил, что надо быстрей уходить от этой бабки, но ноги опять стали непослушными.

Вдруг услышал свист летящей мины.

– Ложись! – крикнул я и толкнул руками бабку, но она как будто растворилась, а я полетел куда-то вниз.

Открыл глаза.

Тело от неудобной позы затекло, правая рука онемела. Ничего не соображая, я завертел головой.

Юра посмотрел на меня и спросил:

– Ты чего, Евгений, руками машешь? Приснилось что?

Из приёмника доносилась визжащая музыка, мимо промчался КамАЗ – мы ехали домой.

Вижу древних храмов купола…

стихи

«Радовалась осень в сентябре…»

Радовалась осень в сентябре,

И октябрь ей подпевал красиво,

Но пришло предзимье в ноябре,

Пронеслось в полях кобылой сивой.

Загрустила пожня у реки,

Пали на нескошенные травы

Снега ярко-белые мазки,

А у Вычегодской переправы

Потускнели храмов купола,

Затерялся в дымке древний город…

Осень златолистая ушла —

Испугал её коварный холод.

«На краю забытого селенья…»

На краю забытого селенья

Молится за Русь безглавый храм.

Упаду пред ним я на колени,

Не стесняясь, волю дам слезам.

Брошены, затоптаны погосты,

Нет уже ни камня, ни креста.

Но в душе моей, хоть и непросто,

Живо имя Господа – Христа.

«Вновь тоска меня посетила…»

Вновь тоска меня посетила,

И в углу, где висят образа,

Думка грустная навестила,

А к глазам подкатила слеза.

Что-то часто минорные гости

В душу стали стучаться ко мне.

Снится церковь на старом погосте,

И вороны сидят на кресте.

Вычегодскому

На берегу чудесной речки

Стоит прекрасный городок.

Берёзы белые, как свечки,

Стоят вдоль берега в рядок.

Здесь на ночь мать мне песни пела,

Здесь многое узнал я вновь.

И юность бурно отшумела,

И встретил я свою любовь.

Ты дорог мне в любую пору:

Иль дождь идёт, иль снег валит.

Люблю тебя, мой Вычегодский,

И за тебя душа болит.

Люблю я улицы прямые

И тополя твои большие,

На землю падающий лист

И паровозов пересвист.

«Желтизной подёрнулась листва…»

Желтизной подёрнулась листва,

Покраснели ягоды рябины.

На полях пожухлая трава,

И дрожат озябшие осины.

И опять стучится осень в окна

Каплями холодного дождя,

И грозит зимою недалёкой,

Грусть, тоску и серость наводя.

«Вижу древних храмов купола…»

Вижу древних храмов купола.

Трещины на стенах, что морщины.

Старость здесь, наверное, прошла,

Написала серые картины.

Время мне покрасило виски,

Серебристой краски не жалея,

А на сердце капелька тоски

Теребит мне душу всё больнее.

«Стоит церковь одиноко…»

Стоит церковь одиноко

На краю большого поля.

Наклонился крест неловко,

Словно богомол от боли.

Окна, что глаза слепые,

Смотрят пустотой на небо,

Незасеянное поле

Не родит уж больше хлеба.

Умерла моя деревня,

На земле прожив три века.

Сгинула не от огня,

А по воле человека.

Грустная пора, или осеннее стихотворение

Грустная пора – осень, во всяком случае, для меня. Прохлада, затяжные дожди и ожидание холодной и тёмной зимы навевают на меня грусть. Вот и в этот осенний, хотя и солнечный, день я с утра ничего не хотел делать. Нет, это не депрессия. Просто я в приятельских отношениях с ленью, и потому позволяю время от времени отдаться в её, пусть ласковые и нежные, но ничего не делающие руки.

Супруга ушла на работу, а потому без надзора и наставлений я мог свободно гулять по своим соткам, размышляя о своём. Взглядом я выбирал, куда посажу то или иное деревце, чтобы через несколько лет перед моим домом вырос парк. Я представлял себе, как в нём будут отдыхать дети и бегать мои внуки.

Присев на скамейку в своём девятисоточом царстве, я посмотрел на небо.

Чистое, без облаков, оно тоже смотрело на меня.

Небесные краски за лето потускнели, и выглядело небо немного усталым, болезненно-бледным, несмотря на то что сентябрьское