Читать книгу - "Еврейская сага - Пётр Азарэль"

— Хорошо, я буду.

По дороге к Яне он купил в гастрономе бутылку массандровского муската.

Она ждала его, одев своё самое красивое платье, которое Илюше очень нравилось. В начале восьмого из прихожей донёсся звонок.

— Привет, Илюша. Месяц с тобой не виделись, кажется, вечность прошла, — сказала она, положив руки на холодные лацканы пальто. — Раздевайся.

— Яна, не верится, что всё кончается и скоро в твоей квартире поселятся другие люди.

— Не нужно себя обманывать. Это должно было случиться, рано или поздно, — ответила она. — Заходи, угощу тебя чаем с баранками.

— Помнишь, как я в первый раз оказался в вашей квартире?

— Конечно, тебя тогда побили за ухаживание за мной. Еврейка, но своя, а ты наших барышень не трогай. Они просто завидовали тебе.

— И что я буду делать без тебя? — спросил Илюша, подойдя к ней.

— Дорогой мой, всё в твоих руках. Если ты меня любишь, найдёшь меня. Только поторопись. Меня может найти кто-нибудь другой и возьмёт в жёны.

— Тяжёлый вопрос. Плод ещё не созрел, чтобы его сорвать, — с грустью произнёс Илюша.

— Я тебя понимаю, — усмехнулась Яна. — Тебя или кого-нибудь из твоей семьи нужно хорошенько шмякнуть по голове. Тогда быстро созреете. Ну, что мы о грустном. Открывай бутылку. Я обожаю мускат. Я с папой однажды отдыхала в Ялте, и мы поехали в Массандру, там находится винный завод. Нас там угощали, и мне наливали каждый раз несколько капель. Я всё равно опьянела, тогда мне было лет двенадцать.

Она налила вино в бокалы и один подала Илюше. Он смотрел на неё, на красивое платье, облегающее её стройное гибкое тело, на прекрасное лицо и высокий лоб, органично демонстрирующий незаурядный интеллект, и в нём с каждым мгновеньем росла любовь к этому чудесному существу, которое скоро растворится в необъятном пространстве мира.

— Скажи что-нибудь, — предложила она.

— Я не хочу тебя потерять, — сказал он. — Лучше тебя я не найду.

— Значит, выпьем за то, чтобы ты меня нашёл, и мы опять были вместе.

Она поднесла бокал к губам и выпила его залпом. Илюша выпил вслед за ней и отдал ей бокал.

— Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда помнил о нашей сегодняшней встрече, — сказала Яна. — Поиграй мне что-нибудь.

Она взяла его за руку и потянула к пианино, стоящему в её комнате. Он открыл его, размял руки, взглянул на Яну, и соната Шопена заполнила всё пространство.

— С этой сонатой я чуть не победил в Варшаве, — произнёс он, закрыв глаза.

— А я бы присудила тебе первую премию.

Она подошла к нему сбоку и, наклонившись, поцеловала в губы. Он прекратил играть, поднялся со стула и обнял её.

— Ты останешься сегодня? — спросила она. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Я не уйду, — ответил он.

Она простёрла правую руку за спину, и освобождённое от застёжек платье плавно упало на пол. Яна стояла перед ним нагая и прекрасная, как Афродита, вышедшая из пены волн у острова Кипр. Он подошёл к ней, поднял и понёс на постель. Потом разделся, прилёг рядом с ней, любуясь её безукоризненным телом, и, почувствовав прилив необоримого желания, вошёл в неё.

Рано утром они проснулись и она, найдя его плоть под одеялом, оседлала его и, достигнув оргазма, упала на его вздымающуюся от страсти грудь.

Они встретились ещё раз накануне отлёта в Вену, не в силах оторваться друг от друга. В аэропорту Шереметьево Яна поцеловала его и ушла вслед за родителями. Она не сказала ему ничего, но уже знала, что носит в себе их будущего ребёнка.

12

Рома работал в строительно-монтажном управлении, при поддержке отца, Льва Самойловича, постигая премудрости строительной отрасли. Ясный аналитический ум, тренированный в шахматном клубе и университете, помог ему вскоре разобраться в запутанном хозяйстве, и понять серьёзные проблемы, не позволяющие ей стать прибыльной. Он не раз говорил об этом с отцом, звоня ему домой по вечерам.

— У нас какое-то крепостное право. Люди, как рабы, работать за гроши в стуже и жаре не хотят, всё из-под палки. Надо поощрять трудяг, улучшать условия труда, внедрять современную строительную технику. Тогда и объекты будут качественней, и сдаваться в срок без никому не нужных авралов и нагоняев.

— Ты прав, Рома. Но ты же знаешь, в какой стране мы живём. Выбрось из головы фантазии и делай то, что должно.

— Ладно, папа. Привет Вере и целуй Андрюху.

По выходным он встречался с Машей и без ума от её дозволенного поцелуя возвращался домой поздно вечером. Они ходили на симфонические концерты, в театр, в кино и на каток, и с каждым разом он всё сильнее ощущал, что крепость даёт трещины и скоро падёт. Он был умён и напорист, а женщины любят таких мужчин. Однажды в начале марта ударил, как порою бывает на исходе зимы, двадцатиградусный мороз. Мария от прогулки отказалась и пригласила его на день рождения к подруге. Он согласился, видя в этом многообещающий знак. Света, так её звали, была со своим парнем, артистом балета, который всё время красиво танцевал с ней под музыку группы Пинк Флойд. Он принёс её альбом «Тёмная сторона Луны» и с наслаждением подпевал и лез целоваться. Потом они взяли двух подруг, скучавших без парней, чтобы развезти их по домам.

— Маша, я оставляю тебе квартиру, — бросила она на выходе. — Не теряйся, Рома — отличный парень. Будь счастлива. Я заночую у Игоря. Завтра к обеду вернусь.

— Ладно, Света. Может быть, мы ещё потанцуем.

— Маша, не будь дурой, — сказала подруга и скрылась за дверью.

Она вернулась в гостиную и подошла к Роману.

— Правда, у меня замечательная подруга?

— Но ты лучше. Я уже просто не могу без тебя. Я засыпаю и просыпаюсь с тобою в голове. Это мука, видеть тебя и не сметь дотронуться.

— Ты хочешь потанцевать? — спросила она.

— Да с тобой хоть на край света.

Он быстро поднялся, обнял её и попытался вести, стараясь попасть в такт музыке. Она прижалась к нему и вдруг поцеловала в губы. Он остановился и, не скрывая удивления, взглянул на неё.

— Света вернётся только завтра днём. Квартира наша, милый.

Рома опомнился, поднял её и понёс в спальню. Теперь уже не нужно было никаких слов. Он раздел её, разделся сам и, трепеща от страсти, вошёл в неё.

— Ты меня так любишь? — всё время спрашивала она, пока оргазм не опалил их своим жарким всепоглощающим огнём.

Потом они лежали,