Читать книгу - "На запад, с жирафами! - Линда Рутледж"

Я обернулся к нему и увидел… полную нелепицу, честное слово.

Он подставил под ось заднего колеса домкрат — большой и нарядный, как и сам вагончик. И явно ждал, чтобы я привел его в действие. Вот только у нас имелось всего одно запасное колесо, две сдутых шины и два жирафа. Не говоря уже о том, что хвост вагончика еще не выехал из-под моста: оставалось еще три дюйма. План был обречен на провал. Я чувствовал это. Не придумало еще человечество такого домкрата, которым можно было бы поднять махину, у которой сдулись две шины, а еще внутри сидят два жирафа. И никакими силами невозможно уменьшить их двухтонный вес, при этом не важно, в какой части вагончика они стоят.

Я видел — Старик со мной солидарен, но он, казалось, так отчаялся, что был близок к безумию. Он подошел ко мне и толкнул к домкрату, велев приступать. Ничего другого мне не оставалось. Я приналег на рукоять и работал ею до тех пор, пока не услышал шепот — такой испуганный, что от воспоминаний о нем у меня и по сей день кровь стынет в жилах.

— Гм-м… малец…

Я проследил за его взглядом. Прямо на рельсах стоял темнокожий мужчина в синем комбинезоне. Роста в нем было футов шесть с половиной, никак не меньше. Но я мгновенно вскочил на ноги даже не из-за его внушительного вида. А из-за того, что у него в руках сверкнуло огромное лезвие. Мужчина держал длинную косу, какой обычно срезают пшеницу. Этот жуткий фермерский инструмент я раньше видел только в сараях — с тех пор как у нас появились тракторы, с помощью которых и убирали урожай хлопка, он стал не нужен и ржавел без дела. Но на этой косе не было и пятнышка ржавчины. Она была блестящей и острой. Именно такую носит в ужастиках Смерть, разодетая в длинный балахон.

Незнакомец спустился вниз и подошел к тягачу. Приблизившись, он воткнул рукоять косы в мягкую землю, точно Моисей — свой посох. А потом смерил нас долгим взглядом, от которого у нас со Стариком побежали мурашки.

— Мы за вами следили, — заявил он.

Услышав это самое «мы», я огляделся, но никого не заметил. Впрочем, не очень-то и хотелось.

Незнакомый раскатистый голос взволновал Красавину, и она с такой силой боднула запертое окно, что щеколда поддалась, и оно распахнулось.

— Это что за звери тут у вас? — нахмурился Моисей.

Не успел Старик ответить, как окошко по соседству тоже распахнулось — Дикарю, в свою очередь, захотелось поглядеть, что же тут творится. Но стоило обоим жирафам оказаться на одной стороне вагончика, как он опять накренился, металл застонал, а потом — щелк! — и домкрату пришел конец.

Моисей уставился на домкрат.

Потом на вагончик.

Потом на мост.

Потом на шины.

А потом снова на нас.

— Незавидное у вас положеньице, как я посмотрю, — изрек он.

— Ага, — отозвался Старик.

— Вы приспустили шины, чтобы проехать под мостом.

— Ага, — подтвердил Старик.

— И застряли, — подытожил Моисей.

— Ага, — снова сказал Старик.

Его уже начинало раздражать, что Моисей озвучивает и без того очевидные вещи.

Тот кивнул на жирафов:

— Должно быть, этих великанов тут не высвободить.

— Нет. — Старик так энергично замотал головой, что она, казалось, вот-вот слетит с шеи.

Мы видели, что у Моисея какие-то планы на жирафов, вот только наш вагончик был не то что какой-нибудь там трейлер для перевозки лошадей, который легко открывается сзади. Даже если бы мы очень захотели, мы не смогли бы вывести жирафов наружу, пока вагончик стоит под мостом. Для этого надо было бы убрать опору моста.

Вновь окинув машину взглядом, Моисей сказал:

— Мы можем сделать, что нужно. Но сперва придется договориться.

Уж не знаю, как Старику, а мне совсем не понравились эти слова.

Моисей поднес два пальца к губам и издал звук, похожий одновременно и на предсмертный крик вороны, и на брачную песнь малиновки. А спустя минуту перед нами предстало шесть широкоплечих копий Моисея, разве что помоложе. Они пришли один за другим, в таких же комбинезонах, что и у него. У кого-то на плечах были обе лямки, у кого-то только одна, кто-то был одет еще и в рубашку, а кто-то — нет, но все сжимали в больших кулаках фермерские инструменты.

Моисеи подошли к вагончику, а парочка даже потянулась к жирафам, чтобы их потрогать — для этого им не пришлось вставать на подножку. Вы, наверное, думаете, что при виде диковинных зверей они тоже восторженно защебетали — как и все, кому посчастливилось их увидеть, но нет: они точно воды в рот набрали и только сдержанно кивали, уперев руки в бока, да изредка вскидывали брови. Как и Моисей, они, не проронив ни слова, оценивающе осмотрели шины, мост, вагончик и друг дружку.

А потом поглядели на нас.

Тем временем Старик не сводил глаз с инструментов у них в руках. Я видел: он переживает, какой оборот все это примет. Метнув взгляд на ружье, оставшееся в кабине, он велел мне не отходить далеко, будто я и впрямь смогу помешать, если начнется потасовка.

— Дядьев надо позвать, — сказал Моисей и снова поднес пальцы к губам.

На этот раз свист больше напоминал предсмертный крик, чем брачную песнь. Откуда ни возьмись появилось еще шестеро мужчин — выглядели они еще внушительнее и старше, чем предыдущая группка, и отличались друг от друга разве что количеством волос на голове. Присоединившись к остальным, они также безмолвно оценили обстановку, но на это им потребовалось так много времени, что мы со Стариком уже начали терять терпение.

А потом все повернулись к железной дороге, встречая еще одного незнакомца. Вот этот уже отличался от всех. Он шел, опираясь на мотыгу, точно на тросточку, на висках у него белела седина, комбинезон был хорошо накрахмален, синяя рабочая рубашка тщательно отутюжена. Он подошел к Моисею, но взглянул только на жирафов.

Мне уже доводилось слышать о больших фермерских семействах, с некоторыми я даже был лично знаком, но это не шло с пришедшими ни в какое сравнение. Обведя взглядом весь клан, я рассудил, что мужчина с седыми бакенбардами — это, должно быть, отец семейства, дядья — это его братья, а остальные — их сыновья, а Моисей из них самый старший.

Пока отец семейства разглядывал жирафов, Моисей кивнул самому юному из клана, мускулистому, но не шибко высокому; тот послушно направился к повороту и встал там дозорным — живой шлагбаум,