Читать книгу - "Мальинверно - Доменико Дара"

день своего двадцатисемилетия, девять лет копил деньги; он оседлал его в позе Марлона Брандо, и невеста сделала фотографию, после этого он проехал маленький круг между набережной Пьяно и площадью, а на следующий день собрался преодолеть на максимальной скорости все три километра прямой дороги, которая ведет за пределы города.

Эта прямая дорога небезопасна: на каждом буке, растущем на ее обочине, была прикреплена фотография погибшего здесь в аварии, ибо прямой эта дорога была только по названию, она была обманчиво коварна, издалека казалась совершенно прямой и невольно возникала охота промчаться по ней на головокружительной скорости, хотя здесь могла таиться ловушка, справа и слева к ней примыкали проездные дороги в поля, и в любую минуту оттуда, как разящая стрела, могла выскочить машина или любое другое транспортное средство.

В то утро Федор Диаманте и Николай Чинквефро́нди проснулись почти одновременно, словно удар кузнеца Шатобриана молотом по наковальне был их общим будильником.

Один проснулся в плохом настроении, другой – в отличном.

Плохое настроение Николая объяснялось тем, что накануне вечером он отправился в кровать с надеждой на дождь, который напоит его поля, а встав и поглядев в окно, обнаружил палящее солнце и растрескавшийся асфальт, выматерился в бога душу мать, прости господи, ему до смерти не хотелось загружать цистерны с водой на трактор и ехать поливать пересохшие поля.

Отличное настроение Федора объяснялось тем, что он открыл глаза с горячим нетерпением услышать рев своего металлического коня, и в такой, как этот, солнечный день было бы грехом не осуществить свое желание.

Николай выехал намного раньше его, а Федор не торопился, ему хотелось продлить наслаждение ожиданием; зашел в бар выпить чашечку кофе и сел за стойку и, когда через четверть часа собрался подняться, нерасторопный официант испачкал ему голубую рубашку, которую он отправился застирать в туалет.

Когда Федор уселся на мотоцикл, Николай закончил поливку полей и укладывал пластмассовую цистерну на трактор.

Федор сорвался с места и, как каждое утро перед работой в своей авторемонтной мастерской, зашел поцеловать свою невесту Маргариту. Исполнив ритуал, он не успел сделать и трех шагов, как Маргарита позвала его обратно, чтобы обменяться с ним самым долгим поцелуем.

Федор вложил этот поцелуй в свой шлем, застегнул ремешок и, когда под взглядом возлюбленной Маргариты включил первую скорость, подумал, до чего прекрасна жизнь.

В городской черте он ехал на маленькой скорости, но, выехав за пределы Тимпамары на дорогу, которая кажется прямой, прибавил газу и полетел, как в свободном падении.

Он летел на такой скорости, что козырек его шлема в мгновение ока оказался усеян мошкарой, одна мошка отвлекла его, на мгновение ему даже показалось, что брызнула кровь. Он на миг отвлекся и не увидел трактор Николая, который, подавшись вперед, смотрел то направо, то налево и не видел впереди никакого препятствия.

Когда две железяки столкнулись и мотоцикл превратился в лепешку, хорошее и плохое настроение поменялись местами.

Так погиб молодой Федор, по причине непролившегося дождя, заставившего Николая выехать спозаранку в поля, из-за долгого, повторяющегося поцелуя, нерасторопного официанта, капли кофе, пролившейся на рубашку, окровавленной мошки, наверное, комара, и кто скажет, знал ли Федор, что мошкара – это самые быстрые из всех летающих насекомых, например, мокрецы производят тысячу взмахов крыльями в секунду, – тысячу в секунду, – так что, глядя на них, кажется, будто они неподвижны, и когда Николай подошел, то увидел, что голова Федора лежит на краю дороги, что он мертв и столь красивый, что казался живым.

На следующий день вся Тимпамара собралась на отпевание.

Я вывесил на двери библиотеки объявление и тоже пошел туда. Там я снова увидел черного пса; он вошел в церковь с похоронной процессией и улегся, свернувшись в клубочек, у катафалка с гробом; никто его не прогонял. Где он находился между одним отпеванием и другим, никому не известно. Он стал принадлежностью похоронной церемонии Тимпамары, и кому-то даже в голову пришло дать ему кличку. Придумал ее Сергей Чессанити, работавший на комбинате и собиравший русские книги, рассказы, романы и вообще все русское, поскольку был сыном простого солдата, отправленного в Россию с Итальянским экспедиционным корпусом под командованием генерала Франческо Дзингалеса и пропавшего без вести, может, погибшего при осаде Петриковки.

Когда он увидел пса, то сказал друзьям, пришедшим на похороны и сидевшим на ступеньках церковной лестницы, гляди-ка ты, Каштанка явилась, которую он произнес, как прочитал в названии: Качтанка, и это слово, неизвестное многим, понравилось всем, ибо что, в сущности, должны делать слова, как не нравиться, даже если ничего не значат.

С тех пор черного пса стали называть этим именем, некоторые коверкали его, и за исключением небольшой части злоязычников, пытавшихся распускать слухи, будто это пес от дьявола и влечет за собою смерть, все жители Тимпамары стали обходиться с ним, как со своим ближним.

Он улегся под гробом Федора Диаманте, а Маргарита в окружении подруг билась в истерике.

Когда в последнюю минуту Марфаро стал закрывать крышку гроба и лицо Федора исчезло навеки, Маргарита вскрикнула и лишилась чувств.

Я видел и раньше, как близкие теряют сознание в последнюю минуту, когда захлопывается крышка гроба. Это было не в первый раз, но доселе матери и отцы оплакивали своего ребенка, и когда они теряли сознание, это как бы скрепляло печатью перевернувшийся порядок мер и свидетельствовало о нарушенном порядке цифр и правил, и мне казалось естественным, когда это происходит при похоронах сына, но чтобы лишалась чувств невеста, – такое я видел впервые, ведь их не связывало кровное родство, а всего лишь сердечные узы. Дело в том, что я не верил, будто все пары в Тимпамаре, которые уже поженились или еще гуляли, взявшись за руки, и рожали детей, что все они по-настоящему влюблены друг в друга, ибо часто верх берет обычай, страх одиночества, нужда приноравливаться, ибо, как говорится, голодный и от камня откусит. А потом, мужчины до того тюфяки, что порой хватаются за первую встречную юбку и считают себя состоявшимися людьми.

Настоящие любовные романы бывают только в книгах, думалось мне, либо их можно воображать, что примерно одно и то же, и они должны оставаться нетленными, как святые реликвии в усыпальницах, как любовь Дон Кихота к Дульсинее, как любовь Вертера, Ортиса, как моя любовь к Эмме. А Маргарита лишилась чувств и ее вывели, в то время как гроб суженого перенесли в кладбищенскую покойницкую перед днем погребения.

Любовь людей, которых я встречал ежедневно, казалась мне лишь возвышенной формой приспособления, безобидной добродетелью