Читать книгу - "Дом Евы - Садека Джонсон"

она тоже это предвкушала. Свадьба с Уильямом стала бы самым важным событием ее жизни. Удачный брак и будущее с доктором, который ее любит и сумеет обеспечить им хорошую жизнь, – о таком можно только мечтать. И не с каким попало доктором, а с Уильямом, которого она глубоко и искренне любила. Разве не этого хотела каждая девушка в Говарде? Разве не затем родители посылали их в престижный негритянский колледж, чтобы получить хорошее образование и встретить человека, которого можно полюбить и построить с ним хорошую жизнь? Тут у Элинор начался новый приступ колик, и она охнула.

Уильям потянулся к ней.

– Чем тебе помочь? – Он посмотрел на нее с нежностью, потом притянул к себе и обнял. Элинор сдалась; она позволила ему обнимать ее, пока у нее наконец не прорвались давно зревшие где‐то в груди рыдания. Она потеряла ребенка. Ребенка, которого они создали вдвоем. Она вся дрожала.

– Прости. Мне кажется, что я тебя подвела, – слабым голосом произнесла Элинор. – Я даже не знаю, как теперь быть…

Уильям вытер большим пальцем слезы у нее под глазами.

– Я тебя так просто не отпущу, Элинор. Я тебя люблю и по-прежнему хочу на тебе жениться.

Глаза у нее заблестели. Разве она заслужила такого хорошего и доброго человека?

– Можем еще раз попробовать. Все будет хорошо, вот увидишь. Я обещаю.

Это прозвучало очень утешительно, но Элинор не вполне была уверена в его правоте. В чем она действительно была уверена, так это в том, что он ее не знает. Недостаточно хорошо знает, чтобы давать такие обещания.

Часть вторая

Июнь 1950 года, годом позже

Иногда нет слов, которые поддержат в тебе мужество. Иногда просто нужно прыгнуть.

Доктор Кларисса Пинкола Эстес

Глава 1

Разобраться с проблемой

Руби

Летняя подработка перед последним классом школы у меня состояла в том, что три утра в неделю я помогала тете Мари делать большую уборку в «У Кики». Тетя от души ненавидела хозяйственные дела, но местный делец, для которого она принимала ставки, месяц назад попался полиции во время рейда, и ей надо было чем‐то заменить этот доход.

– На улицах напряженно, – сказала мне тетя, – и я не знаю, кто может начать болтать, так что лучше пока не высовываться. Заняться чем‐то еще.

Чтобы нам продержаться, она согласилась на предложение хозяина «У Кики» убирать заведение, а мне платила пятьдесят центов за смену в качестве ее помощницы. Я надевала испачканную краской футболку и спортивные шорты и протирала столы и стулья, а тетя отмывала пространство за барной стойкой. Пока мы работали, она подпевала песне Фэтса Уоллера «Веду себя прилично», звучавшей из музыкального автомата.

– Будешь подметать, углы как следует вымети, – крикнула она из-за барной стойки. Тетя сняла с полок все бутылки с выпивкой и теперь протирала зеркало высотой во всю стену смесью жидкого мыла, белого уксуса и воды. Полки красного дерева она полировала маслом «Мерфиз ойл». Я окунула метлу в мыльную воду, в которую капнула пару крышечек нашатырного спирта. Когда я наклонилась, чтобы выжать метлу руками в резиновых перчатках, у меня закружилась голова и появился позыв к рвоте. Я оперлась рукой на ближайший деревянный стол и несколько раз отрыгнула, чувствуя во рту кислый вкус.

Промасленная тряпка тети Мари скользила по поверхности барной стойки, но при этом она не сводила с меня глаз.

– Я ведь говорила тебе насчет игры с огнем, а? Вот ты и доигралась.

Ее прямота раздражала не меньше, чем покрасневшая и натертая кожа у меня под хлопчатобумажными трусами. Я сама была виновата – слишком часто и сильно там терла, пытаясь обнаружить следы месячных.

– Дай-ка сюда эту чертову швабру. – Она вышла из-за барной стойки и выхватила у меня метлу так быстро, что в пальце у меня осталась заноза. – Иди присядь куда‐нибудь, из молодых да ранних.

Инес назвала меня «из молодых да ранних» после той истории с Липом больше года назад, когда выгнала меня из дома. Из уст тети Мари эти слова жгли, как спирт, который льют в открытую рану. В тот раз я не была виновата, но в этот‐то была. Я села в уголок под портрет Нэта Кинга Коула, вся сжавшись, пытаясь не позволить, чтобы стыд и ненависть к себе меня затопили.

Началось все с записки.

Февраль в Филадельфии выдался снежный, так что, когда в марте случился теплый денек, я решила посидеть на ступенях с небольшим холстом и красками. Мальчишки шумно играли в стикбол рукояткой от метлы и куском теннисного мяча. Я сосредоточенно рисовала заправочную станцию напротив, и тут по улице прошел Шимми. У меня екнуло в животе, когда я его увидела, но я быстро отвернулась, надеясь, что он меня не заметил. Когда я снова повернулась, он уже скрылся в магазине красок на углу, который принадлежал его дяде.

Я так давно его не видела, не слышала его голос, не чувствовала его пальцы у себя в волосах. Была бы я умная, ушла бы наверх, в квартиру, где безопасно, но от одного его вида меня придавило к подушке, на которой я сидела, будто я чугунная.

Я старалась не думать о нем, сосредоточиться на кисти, которую окунула в зеленую краску с желтоватым оттенком, и теперь наносила ею мазки вверх и вниз по холсту, но каждый раз, когда я слышала, как шуршит дверь и звякает звонок, глаза мои невольно устремлялись к магазину. Через несколько минут вышел Шимми с галлоном краски и несколькими прорезиненными тряпками под мышкой. Он не посмотрел на меня, когда проходил мимо, но на колени мне упал листок бумаги.

Прошло десять месяцев и четыре дня с тех пор, как я с ним рассталась в гостиной тети Мари, и белый листок бумаги жег мне руку огнем. Я не хотела его разворачивать, но не представляла, как удержаться.

Мистера Гринуолда нет в городе. Приходи в семь к задней двери кондитерской. Обязательно приходи, мне надо тебе кое-что сказать. Постучи три раза, чтобы я знал, что это ты.

Шимми

Все еврейские магазины на Тридцать первой в субботу закрывались, так что переулок позади них был пуст; там стояли только брошенная машина с двумя продырявленными шинами и большой синий мусорный контейнер, от которого пахло протухшими сардинами. Было темно. Солнечный день превратился в холодную мартовскую ночь, температура упала как минимум градусов