Читать книгу - "Потерянная сестра - Люсинда Райли"

– И что в этом плохого?

– Плохо то, что он из местных, а она британка и к тому же протестант ка! Ее милость, леди Фицджеральд, специально привезла ее сюда для ухода за Филиппом. Полагаю, они уже нашли какое-то судно и сейчас плывут в Англию. Ее милость спросила миссис Хоутон, знает ли она кого-то из местных девушек с опытом работы сиделкой. Миссис Хоутон обратилась к горничным, и я порекомендовала тебя.

– Очень заботливо с твоей стороны, Люси, но у меня нет нужной квалификации, – возразила Нуала. – Я всего лишь год проработала в Северной лечебнице в Корке, а потом была вынуждена вернуться домой и помогать на ферме.

– Ее милость не знает об этом, верно? Кроме того, парень не болен: ему просто нужно помогать мыться и одеваться да еще составлять какую-никакую компанию. Лора по большей части пила чай и читала ему вслух; во всяком случае, так говорит Морин. Но, знаешь, она ведьма. – Люси понизила голос. – Морин всего лишь горничная, но она ужасная кривляка. Никто ее не любит. Я…

Люси мгновенно замолчала, когда женщина, которую Нуала опознала как пресловутую горничную, вошла в кухню. Одетая в обычное черное платье с накрахмаленным белым передником, с длинным носом и бледным лицом, контрастировавшим с черными волосами, туго стянутыми и убранными под капор, она казалась суровой. По прикидкам Нуалы, ей было лет двадцать пять.

– Мисс Мэрфи? – спросила горничная, обратившись к ней.

– Да, я – Нуала Мэрфи.

– Пожалуйста, пойдемте со мной.

Проходя по кухне следом за Морин, Нуала обернулась к Люси и закатила глаза.

– Где вы получили опыт работы сиделкой? – осведомилась Морин, пока они шли по просторному коридору к лестнице, такой широкой и величественной, что она могла бы вести на небеса.

– В Северной лечебнице Корка.

– А ваша семья? Откуда вы родом?

– Мы живем на Кросс-Фарм, между Клогахом и Тимолигом. А вы? – вежливо спросила Нуала.

– Я родилась в Дублине, но мои родители переехали сюда, когда унаследовали ферму от старшего брата моего отца. Я же приехала для того, чтобы ухаживать за больной матерью. Ах, миссис Хоутон, вот девушка, которая будет временной сиделкой.

Нуала расслышала ударение на слове «временной», когда высокая женщина в длинном черном платье без передника, но с большой связкой ключей на поясе, появилась из-за двери одной из комнат.

– Спасибо, Морин. Добрый день, мисс Мэрфи, я отведу вас в комнаты Филиппа, – сказала женщина с четко выраженным британским акцентом.

– Можно спросить, что случилось с юношей? – спросила Нуала, поднимаясь по лестнице следом за миссис Хоутон.

– Он подорвался на мине, когда сражался на Великой войне[8]. Ему раздробило левую ногу, которую пришлось ампутировать по колено. Он передвигается в кресле-каталке и вряд ли когда-нибудь встанет на ноги.

Нуала едва слышала экономку; она смотрела на огромные полотна с портретами людей прошлых эпох, развешанные по обе стороны от лестницы.

– В чем будут заключаться мои обязанности? – спросила Нуала, когда поднялась на лестничную площадку и последовала за миссис Хоутон по коридору, достаточно широкому, чтобы по нему проехал грузовик «черно-коричневых».

– Во второй половине дня он любит, чтобы ему читали вслух. Около четырех часов дня ему приносят чай и сэндвичи. В семь вечера вы помогаете ему помыться, надеть ночную рубашку и халат. Он может послушать радио; в восемь вечера вы помогаете ему лечь в постель, он пьет горячий чай или какао с бисквитом и принимает лекарство. После этого вы можете идти. Послушайте. – Миссис Хоутон повернулась к Нуале. – Надеюсь, вы не брезгливы?

– Нет, – машинально ответила Нуала, думая о том, что «брезгливость» – это английское слово для обозначения чего-то нехорошего. – А что?

– Лицо бедного Филиппа было сильно обезображено при взрыве. Он потерял один глаз и едва может видеть другим.

– О, это не проблема. Я видела нечто подобное… в госпитале Корка, – поспешно закончила Нуала, испугавшись, что едва не проговорилась о засаде, когда один из добровольцев ИРА был тяжело ранен при взрыве гранаты.

– Хорошо. Тогда мы войдем.

Миссис Хоутон тихонько постучала в дверь, и из комнаты донесся голос: «Входите».

Они вошли в просторную гостиную с окнами на парк. Мебель была настолько роскошной, что у Нуалы появилось желание провести руками по мягкой парчовой обивке дивана и стульев, по гладкой, блестящей поверхности сервантов и столов из красного дерева, расставленных по комнате. Человек в кресле-каталке сидел у окна спиной к ним.

– Пришла ваша новая сиделка, Филипп.

– Пусть подойдет сюда, – произнес тихий, глуховатый голос с английским акцентом.

Нуала последовала за миссис Хоутон через комнату, радуясь тому, что мать заставила ее надеть единственное хорошее платье.

Человек развернул кресло, и Нуала с трудом подавила вскрик ужаса. Черты его лица были грубо перекроены: пустая глазница, нос и левая сторона рта свисала ниже правой стороны. Кожа в промежутке была испещрена шрамами, однако правая сторона лица осталась нетро нутой.

Глядя на пышную копну светлых волос, Нуала понимала, что когда-то он был симпатичным молодым человеком.

– Добрый день, сэр, – сказала Нуала и сделала маленький реверанс.

– Добрый день, мисс…

– Мэрфи, сэр. Нуала Мэрфи.

– Полагаю, вы ирландка?

– Так и есть, сэр. Я живу лишь в паре миль отсюда.

– Ваша мать уже связалась с кадровыми агентствами в Англии, – вмешалась миссис Хоутон. – Но Нуала работала сиделкой.

– Ах, миссис Хоутон, мы-то с вами знаем, что мне едва ли нужна сиделка. – Филипп пожал плечами. – Подойдите ближе, чтобы я мог разглядеть вас.

Филипп поманил Нуалу к себе и остановил ее, когда между ними оставалось лишь несколько дюймов. Он смотрел на нее, и она видела, что, хотя у него остался лишь один глаз, да и то наполовину слепой, он сохранил четкость восприятия.

– Она прекрасно подойдет, миссис Хоутон. Пожалуйста, – Филипп махнул рукой, отпуская экономку, – оставьте нас, чтобы мы могли познакомиться друг с другом.

– Хорошо, Филипп. Позвоните, если вам что-то понадобится.

Миссис Хоутон вышла из комнаты, и Нуала осталась наедине с Филиппом. Несмотря на первоначальное нежелание приходить сюда, ее щедрое сердце мгновенно прониклось сочувствием к этому бедному, обезображенному мужчине.

– Пожалуйста, – сказал он. – Прежде всего, зовите меня «Филипп», а не «сэр». Остальные слуги знают, что я этого не выношу. Это напоминает мне о том времени, которое я хотел бы забыть. Садитесь же, – добавил он, когда выкатил свое кресло к центру комнаты.

Хотя это была простая просьба, Нуалу всю жизнь учили стоять прямо перед любыми британскими дворянами, и она втайне гордилась этим. Поэтому просьба сесть – особенно на диван с парчовой обивкой – немного сконфузила ее.