Читать книгу - "Наследие - Владимир Георгиевич Сорокин"

и сумеркам наперекор. Когда сумерки февральские опустились на лес бесповоротно, в шею ехавшего в последней паре Артёма Браза впилась стрела со стальным наконечником. Не допев слово, он с коня свалился. Едущий рядом и успевший подремать в седле Ясык Хамаж повернулся сонно, глянуть на соседа, но такая же стрела пронзила его шею. Он повалился с лошади. И сразу же в освободившиеся сёдла лошадей железных вскочили ловкие Хррато и Плабюх. Леопардовые шкуры плотно обтягивали быстрые тела их. Из трпу заспинных выхватили они оружие — серпообразные стальные ножи, наточенные о камни речные. Острее бритвы кривые ножи Хррато и Плабюх. Со своих сёдел с ножами в руках прыгнули они на спины двух последних всадников. Два движения молниеносных — и полетели головы с плеч всадников. Удар, другой — и вывалились трупы безголовые из сёдел. А Хррато и Плабюх — дальше, к другой паре — прыг! И снова — молниеносная работа ножей — головы вниз катятся, трупы — из сёдел вон.

А отряд всё своё поёт:

Из-за леса, из-за гор

Показал мужик топор,

Но не просто показал —

Его к хую привязал!

Приглашаем мы людей —

Офицеров и блядей.

Бляди станут воевать,

Офицеров — нам ебать!

Песня, сумерки и снег густой — быстрым белым близнецам помощники. Мелькают руки их, леопардовой шерстью обтянутые, свистят ножи беспощадные. Летят головы с плеч заёбанских.

Не за дело парни любят,

Не за белое лицо —

А за длинный хуй горбатый

И за левое яйцо!

Слышишь, вся изба трещит

С черепичной кровлею?

Это милый мой стучит

Хуем, как оглоблею!

Легко, ловко и бесшумно Хррато и Плабюх делают своё дело смертельное. Режут головы ножи их, словно коса — одуванчики. Прыгают близнецы из очередного седла опустевшего на спину впереди едущего партизана. Кони стальные, потерявши всадника, через несколько шагов останавливаются. Движется отряд поющий в сумеречном лесу, оставляя после себя на снегу головы, трупы и лошадей обездвиженных.

Командир Хван, едущий впереди отряда в паре с начальником контрразведки Лю Цзе Хьяном, щурясь от снега густого, стал замечать, что пение отряда как-то ослабевает, силу свою теряет.

«Подустали герои…» — ему подумалось.

— Наеблись парни, а? — с усмешкой глянул он на Лю.

Тот дремал, бросив поводья на луку седла живородящего и голову на грудь свесив.

«Заебли мы всё-таки этих выскочек уссурийских. — приятно и устало Хвану думалось. — Два года нам кровь портили, метались по сопкам, как лисы бешеные, норовили кусок урвать у нас из-под носа. И урывали, паскуды. В Синде полдеревни заебли, потом — Литовко. Ограбили. Кто-то стукнул им, так и не нашли кто. Экспресс заебли и ограбили. А ведь мы тоже его хотели, планировали, вешали сопли. А они опередили, суки рваные. Путались, барсуки вонючие, под ногами. Путали, лисы драные, планы наши. Но теперь — нет их больше. Нет!»

Он рассмеялся, вперёд глядя, где в лучах голубоватых, изливающихся из глаз его лошади и лошади Лю, клубились крупные, мягкие снежинки.

«Скоро до берлоги доедем, а там — тепло, парни тайваньские ласковые, заботливые. И еды приготовили, и баню истопили. А лисиц уёбанских больше нет!»

— Нет! — довольный Хван произнёс.

И прищурился, вслушиваясь: частушки подтягивал всего десяток голосов.

У папаши хуй мохнатый,

А у брата — хуй стальной.

Снова буду я брюхатой,

Не рыдайте надо мной!

Как у Ваньки-гармониста

Из села Мезинова

Раньше хуй стоял железно,

А теперь — резиново!

— Бойцы, подтяги-вай! — Хван прикрикнул.

Лю, в седле дремлющий, встрепенулся, поднял голову.

Но бойцы на призыв командира не отозвались — всё так же тянули частушку голоса отдельные. И голоса эти прорежаться стали.

«Спят они все, что ли?»

Командир оглянулся. И различил в полумраке позади себя… только шесть всадников!

И позади двух последних мелькнули… лапы звериные, пятнистые с кривыми страшными когтями.

— Дзяолю!![24] — Хван закричал, из кобуры пистолет рвя.

И жуткое узрел он: лапы пятнистые когтями этими отсекли головы бойцов так легко и страшно, словно это кочаны капусты были, а не головы героев ЗАЁ. И полетели эти головы геройские вниз, вниз, вниз.

Бойцы от крика командира опомнились, за оружие хватаясь.

Но — поздно.

Звериные тела, проворные.

Прыгали и резали, прыгали и резали.

Полетели пули по ним — да где уж! От пуль увернулись черти пятнистые. И вот уже двое ближайших — есаулы Джан и Храмцов — головы свои теряют. Хван с Ли, отстреливаясь наугад, — лошадям шпоры. Прянули кони стальные — в лес, в лес. Рванули по снегу плотному, настовому.

Но —

Ромм!

Стрела Лю меж лопаток вошла, наконечником вышла. Полетел Лю из седла с криком смертельным. Хван за деревья коня направил, зигзагом, зигзагом, зигзагом.

Ромм!

В плечо левое вошла стрела. Конь вправо рванул. И не удержался Хван в седле — слетел в снег, ледяную корку наста проламывая.

Сел, пистолет в правой руке сжимая. А конь стальной после прыжка, седока потеряв, встал покорно среди елей вековых, глазами-фарами их осветив: словно луч лунный сквозь небо мутное пробился. Отполз Хван к ели, оперся спиной, стал во тьму страшную, смерть несущую, вглядываться.

Мелькнуло.

Выстрелил.

Снова мелькнуло.

Выстрелил.

Снова мелькнуло пёстрое, жуткое.

Но не успел на спусковой крючок нажать.

Ромм!

Впилась стрела проклятая в правое плечо — больно, сильно, к ели пригвождая. Разжались пальцы, вывалился пистолет в снег.

И вышли из темноты двое двуногих. С лицами человечьими. Все обтянутые мехом леопардовым, кровью парной забрызганным. С ножами страшными в руках.

— Жив? — спросил один по-китайски.

— Жив, — Хван ответил.

— Он твой, Плабюх, — сказал Хррато на родном языке.

Сестра приблизилась к Хвану, присела на корточки. Заглянула ему в глаза.

Хван увидел перед собой лицо девушки; её голову, уши и шею покрывали мелко-курчавые белые волосы. Фиолетовый цвет глаз её был различим даже в полумраке.

Эти глаза в Хвана вперились.

Он замер, перестав дышать.

Девушка рукой взмахнула молниеносно.

Срезанная голова командира в снег упала.

Последнее, что Хван увидел: два пятна голубоватого снега, высвеченные фарами глаз его коня.

Плабюх выпрямилась.

— Хорошая охота! — громко произнесла она на языке родном.

— Хорошая охота! — Хррато ответил.

Обтерев снегом ножи свои, они убрали их в трпу. Сбросили трпу с плеч. Хррато засвистел в свисток