Читать книгу - "Возвращение в Триест - Федерика Мандзон"

там. Словенцы обретают независимость в результате молниеносной войны, не слишком-то взволновавшей европейские канцелярии, вся страна думает о летних отпусках, но Альмин город впадает в панику: срываются печати с памяти, выстреливают воспоминания о югославском флаге, водруженном на большой площади. И снова этот страх оказаться не освобожденными, а аннексированными: «В очередной раз здесь разворачивается история, – толкуют в кафе и в переулках гетто. – Вечно одна и та же история, которая предшествует войне».

В подтверждение этих слухов вечером в конце июня на границе у Фернетти, на пограничном переходе Рабуиезе, показываются танки югославской армии, броневики итальянской армии карабкаются на Карст, маскируют пулеметные гнезда, ночью слышны выстрелы.

Альма в эти дни колесит на велосипеде по дорогам за домом, при каждом повороте педали зловещий скрип плохо смазанной цепи разносится эхом по всему шоссе на Вену, где нет ни души, в магазинах закрыты ставни, стройки заморожены, никто не работает. В баре на площади старики пьют кофе. Альма останавливается и спрашивает, как они думают, что происходит там.

– Война.

И поскольку она не уходит, так и стоит молча с этим своим раздолбанным велосипедом и напоминает этим старикам девушек-связных с их героической войны, которые привносили немного красоты и шаловливых взглядов, а иногда и поцелуй украдкой, несмотря на страх перед собаками и засадами, и поскольку эта девочка не говорит ничего, только смотрит им прямо в глаза, один из них добавляет:

– Мой сын в Мариборе получил вчера повестку.

– Он военный?

– Электрик.

– Призвали в армию?

– Нет, зачислили в запас.

Вили вечером рассказывает, что к границе стягиваются грузовики с медикаментами и противогазами. За ужином все смотрят новости, даже Альмина мама: на кадрах юные солдаты с автоматами, они прибывают с юга, из Боснии, Черногории, и обмирают от страха; вертолет югославской армии сбит в небе над Любляной, его пилотировал словенский солдат, судьба не скупится на иронию. Указатели на границе срывают, заменяют и вешают обратно, теперь на них «СФР Югославия» и «Республика Словения».

В эти дни Альмин отец не показывается. И звонит всего один раз, но так рассеян: у них создается впечатление, что он отложил трубку и занят чем-то другим, а их вовсе не слушает. Когда Альма спрашивает, что там все-таки происходит, его голос звучит издалека, словно во сне:

– Всему приходит конец, zlato. И Югославии тоже.

Вили в эти дни работает как проклятый: ни одно событие или новость не обходится без его фотографий, он легко пересекает границу, так как солдаты армии признают его за своего по выговору и пропускают. Угощают кофе из термоса, расспрашивают о новостях; они ничего не знают, кроме тех крох информации, которые просачиваются от начальства, между тем все командование сменилось. Он видит растерянность, видит ожидание. И спрашивает себя, что он здесь делает.

Альма все больше работает в редакции: у нее минимальный опыт, и с того момента как ситуация на границах мобилизовала всех сотрудников, ей приходится отрабатывать профсоюзные встречи, дорожные происшествия на побережье, пресс-конференции. Она быстро расправляется с такими материалами и после обеда читает корреспонденцию, которая приходит оттуда, в том числе и то, что не идет в печать. Она ходила на кофе с корреспондентом в один из его приездов в город, в ту же ночь они оказались в постели: она не уверена, что он ей нравится, слишком высокий, слишком короткие волосы, незаживший шрам алеет на внутренней стороне бедра, зато он воодушевлен и взбудоражен работой и разбирается в этом гораздо лучше нее. Перед тем как попрощаться, они успевают поругаться: он не привык встречаться с подобным возбуждением у кого-то другого. Они встречаются еще, он приносит ей новости, которые многого стоят, и Альма привыкает к тому, чтобы иметь больше информации, чем подозревают в редакции.

Между тем она продолжает видеться с Лучо, такое ощущение, что он звонит ей каждый раз, когда оказывается дома, порой и по два-три раза на дню. Лучо занимается одновременно тем и этим, его дела идут в гору: спекуляции на политике и на границах. Но все, что он зарабатывает, оказывается на счету родителей. Альма угощает его спритцем, когда они встречаются вечерами в барах старого города, но он предпочитает видеться у себя дома, в комнатке с распятием и медалями по дзюдо, с отцом, который раскладывает пасьянс на кухне, пока мать моет посуду. Он дарит ей подарки, такие пустяковые, что это ее умиляет. Так она обнаружила, что встречается с Лучо, сама не зная почему уступив его присутствию, как явлению для нее непривычному.

Она водит его поесть в закусочные рабочих кварталов, не обращая внимания, насколько там Лучо не к месту: в рубашке и при галстуке, поедающий фасолевый суп, квашеную капусту и свиные шкурки среди портовых рабочих и пенсионеров; он, кто столь отчаянно сражается с простотой. Лучо рассказывает ей о политических сборищах, где принимает участие и призывает к возвращению Свободного государства Триест при помощи таких слов и выражений, которые в Альмином доме сочли бы фашистскими; в его голосе чувствуется восхищение теми домами, куда его приглашают на ужины: с мраморными полами и официантками в униформе. Альма понимает, что они находятся за городом, поскольку это богатство совсем иного рода, чем у дедушки с бабушкой, амбициозное и грубое в общем и целом, совсем новяк и оплачивается наполовину налом. Альма слушает его, не перебивая, вполуха, а он ошибочно воспринимает это как умение преданно быть рядом. Изредка он спрашивает ее про работу.

В октябре новости с границ ухудшаются: белградское правительство обязалось освободить словенскую землю до конца месяца, но как? Дом на Карсте будто замер в ожидании стремительного развития событий: Альмин отец с трудом прозванивается, мать проводит дни на диване, Альма и Вили возвращаются только поспать, полы становятся липкими, дождь оставляет на окнах мутные подтеки, одежда уже не один день тухнет в стиральной машине и пахнет мокрой псиной.

Как-то утром Альма звонит Лучо из редакции, она почти никогда сама ему не звонит, а он словно только того и ждет.

– Я сейчас не могу говорить, но скоро выйду, – говорит Альма, понизив голос. – Встретимся в «Спекки»?

Лучо говорит, что не может. Альма настаивает, у нее есть информация, которая может быть для него полезна. Лучо хочет знать, какая именно, он не хочет идти наобум. Она слишком сосредоточена на фактах, не замечает, что поменялись весовые категории: время, проведенное в политических кругах, сделало его более уверенным в себе, он общается с людьми, которые считают себя хищниками, но Альме плевать, кто из них хозяин положения.

Президент страны должен приехать в город, говорит она ему впопыхах,