Читать книгу - "Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик"

– И не мечтай.

Мальчик потоптался на месте.

– Можно дать вам один совет?

Озеров удивленно вскинул бровь.

– Только быстро, – сказал он, с тревогой слушая, как шум голосов старшеклассников превращается в раскаты грома. – А лучше давай выйдем наружу, сейчас не мой урок.

В коридоре было не тише, хотя уже прозвенел звонок. Одни учителя уже впустили детей в класс, другие только открывали кабинет, кто-то из них еще даже не поднялся на свой этаж.

– Так что за совет?

– Дети очень легко обманывают взрослых, им это ничего не стоит. Взрослые думают, что знают, когда их обманывают, но им удается раскусить только пятнадцать-двадцать процентов вранья.

– И в чем совет? Перестать тебе верить?

– Я тоже могу вас обмануть, но мне это не нравится, и я постараюсь этого не делать.

– Ну что ж, спасибо. – Озеров торопился, но он как никогда нуждался в обратной связи, и ему стало интересно, чего от него хочет мальчик.

– Ребенок видит ложь ребенка. Вам нужен кто-то, кто распознает правду.

– И этот кто-то…

– Я. Но сразу вас предупреждаю, что не собираюсь закладывать кого-то. Мой совет такой: доверяйте детям, но проверяйте их, иначе они могут навредить вам и себе.

– Странно слышать это от ребенка.

Мальчик пожал плечами – мол, ничего странного.

– Многие учителя грозят нам родителями. Но большинство учеников не боится своих родителей. Некоторые даже командуют ими.

– Спасибо. Я это учту. Тем более мне сегодня как раз предстоит общение с вашими предками.

Элеонора Павловна взбежала на этаж, тяжело дыша.

– Уф, Кирилл Петрович, спасибо, что дождались меня с ключами. Опять поменяли кабинет. Ну объясните мне, почему я должна бегать, как сайгак по горным хребтам?

– Сайгак обитает в степи, – решил вставить Илья Кротов. Этот интересный факт он узнал от Монгола.

Элеонора Павловна посмотрела на мальчика, как на говорящую букашку, и прогремела:

– Марш на урок! Пока я не превратила тебя в сайгака.

На перемене Озеров позвонил родителям.

Мать Урбанского сказала, что ее сына дело особенно не касается и она сильно занята дома.

Отец Тугина потребовал письменного отчета – с самого начала разговора он только отдавал приказы.

Вечером он приехал с женой. Из всех вызванных родителей они были единственными, кто проявил интерес к происшедшему и явился в школу. Отец мальчика вошел в класс с таким кислым и недовольным лицом, что Озеров решил, будто у него случилась какая-то тайная трагедия. Однако позднее оказалось, что такое выражение свойственно обоим супругам, причем на лицах они его носят постоянно. Родители Тугина предъявляли претензии: почему конфликт между детьми не был замечен раньше, – и спрашивали, как будет наказан Илья, который ударил первым.

Кирилл хотел было рассказать, что он еще не работал в школе, когда все это случилось, но был вынужден отмалчиваться, так как ему не давали вставить слово.

Мать Афанасьева охала и ахала, сказала, что ей нужно задержаться на работе, но с ним она поговорит «как следует». Отец промычал в трубку, что он на совещании, и больше не перезвонил.

Мать Ильи Кротова предложила все обсудить по телефону: она уже обо всем поговорила с сыном, что его давно обижают, что он все сносит, а в этот раз не выдержал. Обычно он почти ничего ей не говорит о проблемах, потому что жалеет ее.

– Вы можете написать директору и выяснить, кто прав, кто виноват. Поговорить с родителями, – предложил Озеров.

Она помолчала в трубку, вздохнула и сказала:

– Это обязательно? Мальчишки ведь дерутся иногда…

«И мне так казалось…» – Кирилл понял вдруг: она смотрит на школу снаружи, и ей кажется, будто она знает, что творится внутри. До сегодняшнего дня он тоже жил снаружи. Теперь же – только приоткрыл завесу и вошел внутрь этого театра. И сразу почувствовал, что все не так просто, даже больше – стал частью представления.

«Это только начало. Все повторится», – с тревогой подумал он.

Уже по пути домой он вспомнил, что забыл познакомиться с классом, который ему поручили, и так и не разобрал случай с потопом.

Когда мать Кирилла поднялась в его комнату, чтобы спросить, как прошел рабочий день, Озеров спал мертвым сном.

Аладдин

Пробуждение Андрея Штыгина было тягостным и мучительным. Только с третьего раза, когда мать вошла в комнату и накричала на него, он попытался поднять веки. Голова весила целую тонну. Когда Андрей закрывал глаза, ему казалось, что под черепом дерутся петухи и перья так и летят во все стороны. Тело словно прилипло к простыне – он с трудом оторвал руку от матраса и посмотрел на мать как на чужую.

Андрей вспомнил недобрым словом своего приятеля Васю Зайцева, который позвал его на какую-то выдуманную встречу, где, как он утверждал, будут его знакомые девушки. Вася перепутал адрес, и они долго топтались возле стальной двери, исписанной граффити, в каком-то заброшенном дворе.

Впрочем, сразу было понятно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Вася с его вечной глупой улыбочкой и васильковыми глазами, как у пятилетней девочки, не мог знать никаких симпатичных девчонок. К этому не располагали ни его низкий рост, ни вид шестиклассника, который не помешал ему перейти в старшую школу, – в девятом он выглядел так же, как на фотографиях трехлетней давности.

Весь вчерашний день шел дождь, и Андрей таскал на спине тяжелую гитару, которую опять же взял по просьбе Зайцева. Одежда и волосы вымокли, но грипп был бы сейчас кстати, очень кстати. Вася вытащил из-за пазухи пластиковую бутылку с бурой жидкостью и сказал, что это редкий бурбон, что он достал его с