Читать книгу - "Север и Юг - Элизабет Гаскелл"

— Ну, например, если бы фея — крестная Золушки обеспечила приданое, организовала свадебный прием и разослала приглашения, — ответил мистер Леннокс, улыбаясь.

— Но неужели все эти хлопоты так необходимы? — спросила Маргарет, глядя на него в ожидании ответа.

Неописуемая усталость от всех этих тщеславных приготовлений, которыми распоряжалась Эдит в течение последних шести недель, навалилась на Маргарет, и ей очень хотелось поговорить о свадьбе приятной и тихой.

— Конечно, — ответил он, изменив тон на более серьезный. — Существуют формальности и церемонии, которые принято соблюдать не столько для собственного удовольствия, сколько ради того, чтобы избежать кривотолков, от которых удовольствия еще меньше. Но как бы вы устроили свадьбу?

— Ну, я никогда особо не думала об этом. Я бы хотела, чтобы было прекрасное солнечное утро и я бы шла в церковь под сенью деревьев. Мне бы не хотелось иметь много подружек, не хотелось бы организовывать свадебный прием. Может, я настроена против всех этих формальностей потому, что они доставили мне столько беспокойства за последнее время.

— Думаю, что не поэтому. Исполненная достоинства простота отвечает вашему характеру.

Маргарет не слишком понравилось его замечание. Она поморщилась от этого еще сильнее, припомнив их прошлые беседы, когда он пытался вовлечь ее в обсуждение ее собственного характера и привычек, хотя, надо заметить, неизменно их одобрял. Она положила конец его попыткам, заметив:

— Мне легче представить прогулку к церкви в Хелстоне, чем поездку в карете посреди мостовой к лондонской церкви.

— Расскажите мне о Хелстоне. Вы никогда не описывали его. Я бы хотел иметь некоторое представление о том месте, где вы будете жить, когда дом на Харли-стрит опустеет. Прежде всего, Хелстон — это деревня или город?

— Так, деревушка. Я не думаю, что его можно назвать даже деревней. Там всего лишь церковь и по соседству с ней несколько домиков, точнее, коттеджей с розовыми цветниками посреди зеленых лугов.

— Нужно еще добавить, что они цветут круглый год, особенно в Рождество, и картина будет закончена, — улыбнулся он.

— Нет, — ответила Маргарет, слегка задетая, — я не рисую картину. Я пытаюсь описать Хелстон так, как он выглядит на самом деле. Вам не следовало этого говорить.

— Каюсь, — ответил он. — Только ваше описание больше похоже на деревню из сказки, чем из действительности.

— Так и есть, — с горячностью отозвалась Маргарет. — Все другие места в Англии, что я видела, кажутся суровыми и прозаичными после Нью-Фореста. Хелстон похож на деревню из стихотворения, например, Теннисона. Но я ничего не буду больше пытаться описывать. Вы только посмеетесь надо мной, если я начну рассказывать, что я думаю об этом месте, каково оно на самом деле.

— Обещаю, что не буду. Но я вижу, вы настроены решительно. Тогда расскажите мне о доме священника, я хотел бы узнать о нем побольше.

— Я не могу описать свой дом. Это просто дом, и я не могу передать его очарование словами.

— Я сдаюсь. Вы довольно суровы сегодня, Маргарет.

— Разве? — спросила она, удивленно взглянув на него своими большими глазами. — Вот уж не подумала бы.

— Ну, я всего лишь сделал неудачное замечание, а вы не стали рассказывать мне не только о Хелстоне, но и о вашем доме, хотя мне очень бы хотелось узнать и о том и о другом, а о последнем особенно.

— Но я действительно не могу рассказывать о своем доме. Я не думаю, что о таком можно вообще рассказать, если вы не видели дом собственными глазами.

— Ну, тогда, — помедлив немного, сказал он, — расскажите мне о ваших занятиях. Здесь вы читаете или берете уроки, иными словами, совершенствуете свой ум до полудня. Потом гуляете, потом катаетесь в коляске с тетей, с кем-то встречаетесь по вечерам. Теперь опишите свой день в Хелстоне. Вы ездите верхом, катаетесь или гуляете?

— Гуляю, конечно. У нас нет лошади, даже для папы. Он ходит пешком даже к самым дальним своим прихожанам. Прогулки — это прекрасно, и нам было бы стыдно ездить в коляске, а уж тем более ездить верхом.

— Вы много работаете в саду? По-моему, это подходящее занятие для юных леди в деревне.

— Я не знаю. Боюсь, я не люблю такую тяжелую работу.

— Стреляете из лука, устраиваете пикники, участвуете в балах охотничьего общества или любителей скачек?

— О нет! — ответила она, смеясь. — У папы очень скромный доход. Если бы даже такие события происходили по соседству, сомневаюсь, чтобы я приняла в них участие.

— Понятно, вы не расскажете мне ничего. Вы только расскажете, чем вы не намерены заниматься. Надеюсь, до окончания каникул я навещу вас и посмотрю, чем вы там заняты.

— Надеюсь, так и будет. Тогда вы сами увидите, как прекрасен Хелстон. Теперь я вас покину. Эдит собирается музицировать, а я гожусь только на то, чтобы переворачивать для нее страницы. И, кроме того, тете Шоу не понравится, что мы разговариваем.

Эдит играла блестяще. В середине пьесы дверь приоткрылась, и Эдит увидела капитана Леннокса, стоявшего в нерешительности. Она прекратила играть и бросилась прочь из комнаты, оставив смущенную и покрасневшую Маргарет объяснять удивленным гостям, какое видение заставило Эдит внезапно сорваться с места. Капитан Леннокс приехал раньше, чем ожидалось, или было уже так поздно? Все взглянули на часы, вежливо удивились и стали расходиться.

Потом Эдит вернулась, вся светясь от удовольствия, робко и одновременно гордо ведя за собой высокого красавца-капитана.

Его брат пожал ему руку, а миссис Шоу поприветствовала его в своей мягкой, радушной манере, однако в ее голосе проскальзывали печальные и даже жалобные нотки — следствие долгой привычки представлять себя жертвой неудачного брака. Но теперь, когда генерал скончался, жила она совсем неплохо, хотя ей не хватало чего-то вроде беспокойства или хотя бы огорчения. Впрочем, в последнее время миссис Шоу нашла повод для огорчения: она стала опасаться за свое здоровье. При мысли об этом у нее появлялся легкий нервный кашель. И некоторые услужливые доктора присоветовали ей то, о чем она мечтала: провести зиму в Италии. Миссис Шоу, как и большинство людей, временами испытывала сильные желания. Но она никогда не любила поступать открыто согласно своей воле и для собственного удовольствия. Она предпочитала уступать требованиям и пожеланиям других и потворствовала себе в этом. Миссис Шоу постоянно убеждала себя, что подчиняется жесткой внешней необходимости, и тогда она могла сколько угодно ныть и жаловаться, на самом деле поступая по-своему.

Она начала со вздохом рассказывать о своем вынужденном путешествии капитану Ленноксу. Тот из чувства долга соглашался со всем, что говорила его будущая теща, и незаметно искал глазами Эдит, которая руководила сервировкой стола и заказывала прислуге самые разные лакомства, несмотря на его заверения, что он поужинал два часа назад.

Мистер Генри Леннокс стоял, прислонившись к камину и забавляясь семейной сценой. Он был явно похож на своего брата, хотя и считался в этой необыкновенно красивой семье некрасивым. Но его лицо было умным, живым и проницательным. Время от времени Маргарет гадала, о чем он думает, когда молчит и наблюдает с несколько саркастическим любопытством за всем, что делают она и Эдит. Впрочем, сарказм был вызван разговором миссис Шоу с его братом и не относился к девушкам. Напротив, он думал, что обе кузины, занятые сервировкой стола, являют собой весьма приятное зрелище. Эдит предпочла все сделать сама. Она была в хорошем настроении и радовалась, показывая своему жениху, как хорошо она сможет справиться с ролью солдатской жены. Обнаружив, что вода в чайнике остыла, она приказала принести из кухни большой чайник. Эдит приняла его в дверях и пыталась нести, но ей было очень тяжело. Она вошла, надув губки, с черным пятном на муслиновом платье и с отметиной от чайника на маленькой белоснежной ручке, которую она показала капитану Ленноксу, словно ребенок, и, разумеется, за этим последовало надлежащее утешение. Маргарет быстро разожгла спиртовку, которая пришлась очень кстати здесь, но вряд ли пригодилась бы в кочевом лагере, каковым Эдит представляла себе жизнь в солдатских казармах.