Читать книгу - "Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос"

Раздался резкий стук в дверь. Марина спала едва ли час. Она открыла глаза, села, крайне встревоженная. И снова услышала стук. Молча встала с кровати и подошла к двери спальни. Стук доносился снаружи дома. Она прошла через столовую и выглянула в окошко; слишком темно, ничего не разглядеть. Но тут снова постучали, теперь уже слабее.

Она распахнула дверь. На земле в полубессознательном состоянии лежала молодая беременная эфиопка.

– Матиас! – крикнула Марина.

Она присела на корточки рядом с девушкой, которой, как показалось, было не больше пятнадцати лет.

– Все будет хорошо, – сказала Марина по-английски.

Приложила кончики пальцев к запястью девушки.

Слегка нажала. Частота пульса слишком высокая.

Матиас выскочил из спальни и подхватил незнакомку на руки. Круглое пятно крови окрасило бесплодную землю там, где только что лежало тело. Они вбежали в смежный дом, и Матиас уложил эфиопку на носилки. Марина схватила стетоскоп с металлического столика, а Матиас разрезал темно-синюю вуаль, скрывавшую тело молодой женщины. Действовали быстро, молча. Каждый знал, что нужно делать в таких случаях. Эфиопка тоже молчала, закрыв глаза и позволив им выполнить все, что требуется.

Марина поднесла стетоскоп к животу беременной и убедилась, что сердцебиение плода пока что слышится: младенец жив. Она натянула резиновые перчатки, раздвинула ноги юной эфиопки и присела на небольшой деревянный табурет, чтобы осмотреть ее вагину. Как и у всех женщин племени афар, половые органы были изуродованы, а небольшое отверстие, оставленное при инфибуляции[4], затрудняло выход плода.

Она ввела пальцы во влагалище и ощупала его. Шейка матки сглажена, растяжение – семь сантиметров. Положение плода неправильное. Роды начались, должно быть, более двенадцати часов назад, и плод уже перестал двигаться.

Можно прибегнуть к дезинфибуляции, разрезав шрамы и позволив вагинальным тканям расшириться, чтобы выполнить необходимую функцию, как если бы женщина не была изуродована. Марине надо было решиться, она это понимала. Плод находился слишком высоко, и эфиопка потеряла чересчур много крови.

– Кесарево сечение, мигом. Промедление недопустимо, – обратилась она к Матиасу.

Он взял девушку за руку, ощупал ее вены и подключил капельницу.

– Sëmëwot man nô? – спросил Матиас женщину на языке кучите о ее имени.

Та не ответила.

– Sëme Mathias nô[5].

– Sëme Marina nô[6].

Молодая женщина закрыла глаза. Она казалась измученной.

– Только не дай ей уснуть, делай все возможное.

Матиас усадил роженицу, и Марина подошла сзади, чтобы сделать инъекцию новокаина. Она наклонила ей спину и надавила на последние позвонки. Ввела обезболивающее в ствол спинного мозга, и они вдвоем осторожно уложили беременную на операционный стол. Им пришлось выжидать двадцать долгих минут, пока подействовала анестезия. Непрерывно разговаривая с эфиопкой на смеси английского и кучите, чтобы она не отключилась, они расстелили несколько кусков ткани на операционном поле ее живота и намазали его йодом. Подготовили скальпель, препаровальные ножницы, кровоостанавливающие зажимы, иглы и шовную нить.

Капли пота непрерывно катились по лбу девушки. Жара достигала градусов тридцати пяти. Марина намочила кусок ткани и провела по лбу роженицы, затем приподняла ее голову и тоже увлажнила. Снова спросила имя и живет ли она в ближайшем городе, есть ли у нее муж… Но та не отвечала.

– Какое имя будет у ребенка? – задала вопрос Марина, жестикулируя, чтобы она поняла.

И снова нет ответа. Эфиопка силилась удержать испуганные подростковые глаза открытыми.

– Она теряет слишком много крови, – встревожился Матиас.

В те минуты, пока анестезия еще не подействовала, Марина держала свои ладони на голове молодой женщины, медленно поглаживая сорок угольно-черных блестящих косичек. Встала перед ней так, чтобы та могла хорошо ее видеть, и, изображая, будто заплетает обеими руками косу в воздухе, дала ей понять, что будущему ребенку нужно точно так же заплетать волосы. И юная эфиопка, поняв ласковые жесты белой женщины, с трудом изобразила губами слабую улыбку.

Скальпель вонзился ниже пупка. Углубляясь, Марина вскрыла подкожные ткани и сделала вертикальный разрез до края лобка. Ножницы. Особенно тщательно она рассекла фасцию[7]. Ввела свои пальцы и раздвинула ткани, достигнув мышц. Зажим. Точным разрезом разъединила брюшину. Проткнула стенку матки и добралась до мешка с околоплодными водами. Жидкость смешалась с кровью, которая поступала в избытке. Точным движением ввела руку внутрь матки и ощутила, что плацента находится рядом с шейкой матки. Марина коснулась тела плода и сдвинула его на место. Потянув за ножки, быстрым движением извлекла его из полости матки. Появился неподвижный плод. Матиас перерезал пуповину, но младенец никак не отреагировал на только что случившееся перекрытие материнского кислорода.

Марина положила его лицом вниз и несколько раз шлепнула по попке. Тишина. Она предприняла новые попытки. Взяла его за шейку, приподняла и снова наклонила. Неподвижность, молчание. Марина сняла перчатки, положила плод на стол и слегка запрокинула ему голову, а другой рукой приподняла подбородок. Добралась до сердца, положив средний и безымянный пальцы руки на грудину младенца, и мягко, ритмично и быстро нажала пять раз.

Мелькнула мысль, что, вероятно, плод впитал меконий[8] внутри матки. Значит, дыхательные пути заблокированы.

Марина озабоченно взглянула на Матиаса. Тот уже удалил плаценту из полости матки и соединял шовной нитью разрез на теле юной эфиопки, которая лежала с открытыми глазами в абсолютной тишине и наблюдала за своим первенцем. За дочкой, которую только что произвела на свет.

С неподвижным младенцем на руках Марина подошла к роженице и присела рядом. Она положила ребенка к себе на колени и взяла материнскую руку, чтобы вместе попытаться сделать массаж сердца.

Дитя находилось вне тела матери, без кислорода, уже более минуты. И вряд ли выдержит дольше – Марина знала хорошо. Матиас посмотрел на Марину, а она на него, и он отвел глаза. Еще две смерти вдобавок к тем многим, которые они пытались предотвратить за пять лет совместной работы сотрудниками гуманитарной неправительственной организации. Но при скольких бы смертях ни присутствовать, невозможно стать невосприимчивым к воздействию чужой кончины на твоих руках.

Марина, положив ладонь поверх руки эфиопки, снова, с еще большей силой, нажала на тело младенца.

И вдруг роженица из последних сил взяла дитя с колен Марины и положила себе на грудь. Младенец, оказавшись на груди матери, прислушался, как и в течение девяти месяцев, к биению ее сердца. Молодая женщина глубоко вздохнула. Произнесла несколько слов на своем языке и обняла дочку. И малышка словно вняла мольбам мамы: раскрыла, наконец, свои