Читать книгу - "Кафе на острове Сен-Луи. Родственные души всегда находят друг друга - Сабрина Филипп"

помнишь? «Верь в ВолшебсТво(ё)». Этот постер, вставленный в рамочку, украшает мою комнату, будит меня каждый день, это моя мантра, мой символ уверенности. Тем утром я взяла его с собой, чтобы и у него появился этот символ. Достала ручку, написала на нем несколько строк и вложила в его книгу. Я наделила его магической силой. Маленький кусочек глянцевой бумаги мог согреть мое тело, откачать воду из легких, заставить меня дышать. Он заметил это, вернулся и ничего не сказал.

“Это тебе”.

Он вложил постер поглубже в книгу. Я заслужила этот последний дар. Утопающая нашла обломок и отчаянно цеплялась за него.

Ему нужно было бежать, быстро-быстро, у него дела. Мы снова шли вдоль Сены. Нет, это он шел вдоль Сены, я же была самой Сеной, водой, мутной водой, глубокой водой, я была сделана из воды, из слез, пошел дождь. Я достала зонтик, ветер усилился. Он шел рядом, забрал у меня зонтик: всегда так делал? С первой секунды знакомства? Он шел вперед, вода текла сверху и следовала за нами. Остановился, метро. Момент настал.

Он посмотрел на меня, надолго впился в меня глазами. Они словно говорили: “Ну как? Я хорошо сыграл свою роль, было правдоподобно, правда?”

Наклонился и прошептал:

– Мы обязательно встретимся снова, мы снова встретимся…

И я ответила:

– Да, да…

Эти слова, лучше бы я их не слышала, поцелуй в щеку.

– Сейчас весна. Значит, летом! – крикнул он, обернувшись. Я опустила взгляд. И осталась стоять на месте в коконе из его короткого присутствия в моей жизни.

Потом долго сидела на скамейке. На постере я написала послание тому, кто, скорее всего, никогда не вернется в страну возможностей, а может, он ее никогда и не покидал:

“Сам того не зная, сам того не желая, ты изменил мою жизнь. И поэтому ты так важен мне, и за это я говорю тебе спасибо. Счастливого пути”.

Когда я пишу тебе эти строки, Париж без него уже осиротел. Улицы заполнили незнакомые мне темноволосые головы, я по-прежнему ищу его взглядом, зная, что это бесполезно. Нужно научиться не угадывать его силуэт в случайных прохожих. Светлые шляпы снова стали просто шляпами, а кудри – волосами. Париж теперь просто столица, а моя душа – лишь одинокий вздох.

Целую, надеюсь у тебя все хорошо и ты счастлива быть там.

Как бы я хотела оказаться рядом с тобой. В Токио темные волосы никогда не вьются…»

17

Отсутствие

Безмолвно говорит о многом

Им медленно сейчас дышу

Она рассказала, что вечером того же дня пошла на первый урок актерского мастерства недалеко от дома, потому что так выпало по расписанию, потому что он попросил ее об этом, потому что для нее это был еще один способ хоть немного побыть рядом с ним.

Несколько дней спустя, проснувшись в своей постели, она почувствовала, что сердце бьется очень быстро, бешено. Решила, что умирает, хотя ничуть не испугалась. Смерть стала бы освобождением. Затем поняла, что поднимается с постели и уходит. Сначала ей показалось, что тело пришло в движение, однако то была ее душа. Она позволила потоку подхватить себя не потому, что так решила, просто не сопротивлялась, и в итоге он привел ее к нему. Она прикоснулась к его душе, разуму, услышала, как бьется его сердце, сначала рядом, а потом в ней самой. Их разделяли тысячи километров, но с ней происходило то же странное явление, что и на площади у Опера́. Как только закрутивший ее вихрь успокоился, она увидела его. Было жарко, он лежал в белой комнате. Наступила ночь, хотя он не спал. Смотрел в потолок и курил. В практически пустом доме. Он грустил. Она чувствовала его печаль, вернее, его печаль пронизывала ее, проникала в душу. Он думал о ней, и она пришла.

А потом улыбнулся. Он знал – она рядом. И в этот момент ее унесло назад. Открыв глаза, она увидела собственную комнату, почувствовала умиротворение, но в то же время безумную усталость.

С этого дня он начал являться не только по ночам, но и днем. Она видела, как он поднимается по лестнице, обувается, спит или разговаривает с людьми. Эти видения и сны не были ее выбором. Иногда хотелось, чтобы это прекратилось, но как это сделать… Иногда с нетерпением ждала этих вырванных из реальности весточек о нем. Решив, что сходит с ума, рассказала о происходящем подруге. Но та не сильно удивилась и пообещала помочь, не уточняя как.

Я смотрела на ее лицо, которое будто заново переживало те темные часы ее жизни, в глаза, в которых отражалось его жестокое и бессмысленное отсутствие. Эти глаза пролили так много слез.

Я смотрела на скрещенные руки, которые сжимались все сильнее, пока она рассказывала о своем отчаянии.

В тот момент меня пронзала бесконечная боль не только за нее, но и за себя. Ведь она рассказывала о том, чего со мной никогда не было, но, оказывается, мне так хотелось это испытать.

Потом рассказала, что вечерами прогоняла тоску как умела, пила бокал за бокалом и много курила. Сигареты были нужны, чтобы отсчитывать минуты и убивать бесцельно проживаемое время. Пока дымилась сигарета, она была хоть чем-то занята, а именно испепелением себя: сжигала снаружи то, что не могла сжечь изнутри. Каждая минута кричала о потере и попытках ее найти в неумолимо утекающих сквозь пальцы секундах. Так хотелось изгнать его из своей души, чтобы этих часов, проведенных с ним, не существовало. И в то же время она не могла больше жить без него. Будто его дух заполнил собой все существо. Себе она больше не принадлежала.

И все-таки она каждый раз с нетерпением ждала ночи в надежде, что измученный разум наконец успокоится, что наступят те несколько часов, в которых не будет его. Когда эта милость была оказана, в то же утро она решила, что все кончено. Как маленькая! Конечно, она строго следовала своей же заповеди изгнания его из мыслей. Однако, как бы ни сопротивлялась, видения все так же проецировались на стены парижских домов. Она шла за темными вьющимися волосами, мерила не только взглядом, но и шагами расстояние до похожих на него силуэтов. К концу дня все поспешные выводы развеялись в прах. Она засыпала с мыслями о его лице.

– Что было делать? Как с этим бороться? – сказала она.

Он на другом конце света, а она не могла остановиться и искала его