Читать книгу - "Идеалист - Владимир Григорьевич Корнилов"

− Слушай, Авров, ты никогда не думал, что день вчерашний может испоганить день сегодняшний?..

Авров ответил вежливой полуулыбкой, ничего из прежнего, Авровского, не проступило на его лице. Приподнялась только верхняя губа с аккуратной щёточкой усов, под коротким и плоским, как у всех кошачьих, носом.

− Узнаю тебя, командир. Насколько помню, ты всегда жил или прошлым, или несбыточным будущим!

Первые, произнесённые Алексеем Ивановичем слова, как будто сбросили с Аврова напряжение: он откинулся на мягкую спинку кресла, вытянул ноги в клетчатых носках, поиграл модными, подобранными по ноге, туфлями.

− Впрочем, если хочешь, можем повспоминать, - сказал он, выражая готовность пойти навстречу желанию Полянина.

Некоторое время, с едва уловимой улыбкой, он разглядывал свои ноги, потом пригнувшись, вытащил из заднего кармана брюк блеснувший никелем пистолетик, подбросил на раскрытой ладони.

− Не забыл? – Авров смотрел искоса, склонив к плечу голову, Алексей Иванович не пошевелился, подумал: «Это уже ближе к делу. Из такого же пистолетика ты, Авров, прострелил себе руку. Такой же пистолетик мог оборвать мне жизнь. Ты всё помнишь, Авров!»

Пистолетик щёлкнул, откинулась крышечка, вспыхнул столбик синевато-жёлтого пламени. Авров достал из портсигара сигарету, вставил в мундштук, прикурил.

− Всего лишь зажигалка! – сказал с сожалением, пустил себе в ноги заклубившуюся струю дыма. – сработана, правда, по спецзаказу, а всё же… - Он ещё раз подкинул на ладони пистолетик, убрал в карман.

Пистолетик, портсигар, наборный, как на фронте, мундштук, бравада в движениях рук, в словах, - всё отчётливее проступал в невозмутимовежливом нынешнем Аврове, прежний фронтовой старшина. Раскинувшись в кресле, он с видимым удовольствием курил, поглядывал, словно издали на Полянина, спросил вдруг:

− На руку мою смотришь? Вот, полюбуйся докторским взглядом! – Он выставил на широкий подлокотник кресла кисть левой руки, подвигал четырьмя пальцами; пятый большой палец был согнут и бездействовал.

− Не там пуля прошла, - пояснил он, подщёлкнув пальцами правой руки с какой-то даже лихостью неподвижный свой палец. – На полсантиметра бы правее, был бы полный ажур. Но что есть, то есть. Всётаки в инвалидах Отечественной хожу!..

Звень войны тоненько зазвучала в голове, будто кто-то вблизи ударял молотом по стальной наковальне, звенькающий это звук отзывался болью в оскорблённых клетках мозга. Алексей Иванович снова видел бегущего из боя Аврова, сжимающего свою простреленную руку, видел мушку своего парабеллума на разрезе серой авровской шинели. Мушка держала цель, палец уже придавливал спуск, справедливая пуля не миновала бы авровскую, опозоренную им самим, спину. И всё-таки он не выстрелил. Нет, не из-за Янички, повисшей на его руке, он успел бы выстрелить.

«Почему же всё-таки я не выстрелил? – снова и снова думал Алексей Иванович. Почему не исполнил праведный суд?..»

И вот теперь, через три десятка лет Авров предстал в полнейшем благополучии в так странно, и не в лучшую сторону, изменившейся жизни.

− Почему тогда я не застрелил тебя, Авров?!- как ни был тих голос Алексея Ивановича, Авров услышал. Долго разглядывал тлеющий кончик сигареты, рассчитанным ударом пальца стряхнул пепел, сказал, приподняв как бы в раздумье брови:

− Этот вопрос я задаю тебе. – Он наклонился, намочил о язык палец, протёр тусклое пятнышко на выпуклости жёлтого полуботинка. Поднялся с кресла, расправил плечи, - плечи по-прежнему были прямыми, будто плотник с хорошим глазомером аккуратно подравнял их топориком.

Узкая полоска длинного чёрного, с серебристой нитью галстука надвое разделяла белоснежную его сорочку. Медленными шагами прошёлся он по комнате, постоял у Юрочкиного стола, приподнял, просмотрел какую-то бумагу. Стоя к Полянину спиной, сказал своим памятно высоким, резким голосом:

− Запомни, командир. Если взбредёт тебе в голову ворошить прошлое, - не дай-то бог! – расплата ждёт тебя страшная. Не пугаю. Предупреждаю. – Постояв ещё некоторое время у стола, как бы дав Алексею Ивановичу уяснить сказанное, он вернулся к креслу, подтянул брюки, сел, на лице его снова была лёгкая полуулыбка.

− Ну, а насчёт своих бедных ножек, подумай, Полянин. Готов помочь. Надумаешь, через Юрия Михайловича найдёшь меня. Думаю, день вчерашний не должен портить день сегодняшний? Не так ли?

Дверь осторожно приоткрылась, вместе с приплясывающими звуками музыки бочком проскользнула в комнату Инна.

− Мальчики! Уходить от общего веселья не-хо-ро-шо! – Она расширила глаза, распахнув веер густо зачернённых ресниц, с игривой ласковостью погрозила Алексею Ивановичу пальчиком:

− У нас – всё общее, веселье – тоже!..- С привычной свободой присела Аврову на колени, приобняла его за шею тонкой загорелой до смуглости, наверное, не на московском солнце, рукой.

− Генашечка, гости без тебя скучают! – она говорила и оглаживала рукой жиденькие, но умело подстриженные и мастерски уложенные на косой пробор волосы Аврова. Авров отвёл её руку, с отеческим назиданием проговорил: - Мы не одни, Хорошечка. Вот, напротив, Алексей Иванович. Он не разделяет наших вольностей. Он может тебя осудить!..

− Меня? Осудить?.. Интересно!.. – Инна смотрела с неподдельным любопытством, в её позе была готовность перескочить на диван, с такой же дразнящей вольностью прижаться к новому для неё гостю.

Авров её остановил, сказал тоном хозяина.

− Поди, Хорошечка. Позабавь гостей. Я приду сейчас. – Он проводил её, прикрыв дверь.

− Ну, какой итог подведём, командир?.. Не скажу, что рад нашей встрече. Но можем мирно сосуществовать. Это всё же лучше, чем воевать… А девица эта могла бы тебя расшевелить. Могла!.. Прощаюсь, командир. Мементо мори!.. – Он поднял руку и… вышел.

3

Гости разошлись, в квартире стихла отупляющая однообразием музыка, а Полянин Алексей Иванович всё сидел в углу дивана в полной физической и душевной усталости. Как ни был короток разговор с Авровым, он стоил сил, к тому же Алексей Иванович ясно сознавал, что встретиться с Авровым ему ещё придётся.

В комнату в озабоченности вошла Инна, сказала:

− Юрий Михайлович велел постелить!

Она раскрыла дверцу шифоньера, перенесла, взвалила на диван одеяло, подушку, простыни, попросила:

− Встань на минутку! – С привычной ловкостью застелила диван – Ну, вот, располагайся, - сказала и, улыбнувшись, вышла.

Алексей Иванович навесил на стул свой, не по сезону, тяжёлый пиджак, снял рубашку, присел на край постели.

Инна снова вошла, прикрыла за собой дверь, сбросила туфли, присела на кресло, аккуратно сняла чулки, так же аккуратно разложила по широкой мягкой спинке. Поднялась, по русалочьи выгибаясь, стянула с себя узкое платье, швырнула на чулки, пришлёпывая по паркету босыми ногами перебежала к дивану, пристроилась в