Читать книгу - "Кузина Филлис. Парижская мода в Крэнфорде - Элизабет Гаскелл"

Признаться, откровение это меня не обрадовало. Я не знал, что ответить проницательной служанке, вполне, судя по всему, разгадавшей тайну своей молодой госпожи. Желая сбить собеседницу с толку, я притворился, будто её слова очень меня удивили:

– Вы находите, что Филлис нездорова? Но отчего вы так решили? Полагаю, любой бы позавидовал её цветущему виду.

– Ах, кузен Пол! Да вы, стало быть, совсем ещё дитя, раз никогда не слыхали, что и больные бывают румяны. Только всё-то вы, голубчик, понимаете, и не пытайтесь даже меня обмануть. Я-то ведь сплю с нею по соседству и распрекрасно слышу, как она час за часом расхаживает ночью по комнате, вместо того чтоб лежать в постели! А с чего, по-вашему, она частенько входит в дом, запыхавшись, и падает вон в то кресло? – Бетти кивком указала на стул, стоявший у двери. – С чего просит воды? Прежде наша Филлис возвращалась с полей такая же бодрая и свежая, какой бывала с утра. Ежели тот ваш друг дурно с ней обошёлся, то пускай он за это ответит. Она ведь не девушка, а диво! Сладкая и крепенькая, точно орешек! Отец любит её пуще жизни, да и мать тоже, разве только муж для хозяйки главнее. Так, вы, стало быть, уж приглядите за своим приятелем, а то ведь я не потерплю, если он обидит нашу Филлис!

Что мне оставалось делать? Что говорить? Я хотел одним разом оправдать Холдсворта, уберечь тайну моей кузины и успокоить добрую служанку, но избрал для этого, увы, не лучший путь:

– Не думаю, чтобы Холдсворт сказал ей хоть слово о… о любви. Нет, я уверен: он ничего такого не говорил.

– Ах! Ах! Не говорил! Так разве человеку кроме языка не дадены ещё глаза и руки? По целой паре того и другого на брата!

– Но Филлис очень молода. Неужели, будь с нею что-то не так, её родители не заметили бы этого?

– Ежели хотите знать моё мнение, то я вам прямо скажу: «Нет!» Как, скажите на милость, они её промежду собой называют? «Дитя» – не иначе! Точно она первый ребёнок на белом свете! У них на глазах она выросла девушкой, а они всё смотрят на неё так, словно она младенец в пелёнках. Ну и могут ли они заподозрить, чтоб мужчина влюбился в младенца?

– Нет! – сказал я, усмехнувшись, но Бетти была серьёзна, как судья.

– То-то и оно! Вы вот от одной мысли об этом смеётесь, и мистер Хольман, хоть он не хохотун, тоже бы потешился, если б кто ему сказал, что можно влюбиться в малютку! Куда ваш Холдсворт уехал?

– В Канаду, – коротко ответил я.

– Канада то, Канада сё! – проговорила Бетти сердито. – Почём мне знать, где это? Скажите лучше, сколько туда ехать! День? Три дня? Неделю?

– Три недели, самое меньшее! – вскричал я в отчаянии. – И он либо уже женат, либо вот-вот женится. Теперь вам ясно?

В ответ я ждал новой вспышки гнева, но нет: дело было слишком серьёзно. Бетти опустилась на стул и минуту или две молча сидела с видом столь несчастным и подавленным, что я, силясь её утешить, принял более доверительный тон:

– Я сказал вам правду, Бетти. Уверен: он ни слова ей не говорил. Полагаю, она понравилась ему, но теперь всё это в прошлом. Лучшее, самое милосердное, что мы можем сделать для моей кузины… Я знаю, как вы её любите…

– Я нянчила Филлис вот этими руками! Из этих рук её братик в последний раз вкусил земной пищи! – Бетти промокнула глаза уголком передника.

– Тогда давайте не будем показывать ей, что мы горюем. Так она легче справится со своим горем. Её отец и мать даже не догадываются об нём, и мы тоже должны делать вид, будто ничего не подозреваем. Больше ей уж ничем не поможешь.

– Будьте покойны! Ведь было время, когда я и сама любила. И как ни крути, всё равно я жалею, что этот Холдсворт переступил наш порог. Уж лучше б он никогда здесь не появлялся со своими «Пожалуйста, Бетти!» и не лакал бы, как кот, наше молоко! Терпеть не могу всех этих любезностей! – Я счёл разумным не мешать сварливой служанке изливать злобу на отсутствующего Холдсворта. И если это было с моей стороны трусливо и вероломно, то я понёс заслуженную кару. – Джентльменам следовало бы думать, прежде чем любезничать с девушками! Иные мужчины воркуют, точно голуби, и притом, видно, думают, что они так же невинны! Вы, кузен Пол, не должны таким становиться. Хотя вам-то, по правде сказать, оно и не дадено: с лица вы не бог весть что, фигурой не вышли, да и в словах ваших никакого вреда. Прельстите разве глухого аспида.

Ни один молодой человек девятнадцати– двадцати лет не обрадовался бы, услышав о себе столь неблагосклонный отзыв, пусть даже от старейшей и безобразнейшей представительницы противоположного пола. Спеша переменить предмет, я вновь обратился к Бетти с призывом хранить секрет Филлис. В завершение нашей беседы почтенная служанка разразилась такою речью:

– Вы хоть и родня нашему пастору, а дурень, каких свет не видывал! И посылает же Бог умным людям таких кузенов! Неужто вы думаете, что коли на мне нету очков, как на вас, так я совсем ничего не смыслю? Да пусть мне отрежут язык и прибьют его на дверь сарая всем сорокам в назиданье, если я хоть одно лишнее слово скажу бедной девочке или кому другому! Ежели теперь ваша душенька наконец довольна, то ступайте и не мешайтесь здесь, на моей кухне!

Все эти дни, с пятого июля по семнадцатое, я, должно быть, не помнил о карточках, обещанных Холдсвортом. Вернее, позабыть о них совсем я, конечно, не мог, однако, сообщив Филлис о готовящейся свадьбе, перестал бояться, что они наделают переполох. Доставили их тогда, когда я уже и не ждал.

Почтовая реформа, прозванная в народе однопенсовой^[21], была в ту пору уже введена, однако последствия её пока не давали о себе знать: тот нескончаемый поток корреспонденции, который теперь захватил едва ли не каждый английский дом, ещё не успел набрать силу, по крайней мере в том глухом краю. В Хорнби по-прежнему работала одна-единственная почтовая контора. Её служащий, старик Зекил, разносил письма по округе, набив ими карманы. Мне часто доводилось встречаться с ним на просёлочных дорогах близ Хитбриджа. Иногда я заставал его отдыхающим у живой изгороди, и он просил меня прочесть адрес, которого сам не мог разобрать даже через очки. Не будучи излишне щепетилен, почтальон охотно отдавал свою ношу в любые руки, лишь бы поскорее от неё избавиться и повернуть восвояси, потому, когда я спрашивал его, нет ли чего-нибудь для меня или Холдсворта, он неизменно ответствовал: «Кажись, что-то было». С этими словами Зекил принимался шарить по нагрудным карманам, жилетным карманам, задним карманам и, наконец, если до сих пор ничего не обнаруживал, по карманам на фалдах мундира, после чего с разочарованным видом сообщал: «Покамест красотка молчит, но завтра как пить дать напишет». Порою пастор сам приносил домой письмо из лавчонки, именовавшейся почтовой конторой Хитбриджа, или же прямо из Хорнби. Раз или два конверты, адресованные «мистеру» вверялись возчику Джосайе, если письмоносец встречал его на пути.