Читать книгу - "Ленька Охнарь - Виктор Авдеев"

Неужто во всех этих больших развалинах нет ни души?

Сквозь дыру, очевидно служившую когда-то дверью, Ленька прошел в следующую комнатную клетку и почувствовал запах дыма, смутно уловил говор, смех. Раздавались они откуда-то снизу, словно из-под земли. Вот он явственно услышал глуховатый мальчишеский голос, певший частушку:

Мне милиция знакома,

В уголрозыске родня.

Получил четыре года,

Отсидел всего два дня.

Раздался взрыв хохота.

Ленька заинтересовался: что за фокус? Откуда звуки? Он сделал несколько осторожных шагов по комнате и вдруг увидел в углу пола дыру и в ней несколько каменных ступенек, ведущих в полуподвал. Ленька с любопытством нагнулся, прислушался. Внезапно сзади кто-то грубо толкнул его в спину:

— Сторонись, мусор, — навоз плывет!

От неожиданности Ленька не удержался и почти скатился по ступенькам вниз. Он едва устоял на ногах, а мимо него в полуподвал соскочил оборванец в лохматой шапке, за ним другой — в намокшей женской кацавейке с оторванным рукавом. Ленька оглянулся и увидел ноги в грязных калошах, перевязанных веревочкой: сверху еще кто-то спускался.

Помещение было вместительное, с низким сводчатым потолком. Посреди относительно чистого цементного пола горел костерик, смутно освещая зеленоватые цвёлые стены. Вокруг огонька разместилось до полусотни ребят: кто сидел прямо на полу, кто на соломенной подстилке, кто на кирпичах. Некоторые лежали у стен, курили, разговаривали.

Углы подвала тонули в темноте. Чуть в стороне кучка парней резалась в карты. Оттуда слышались хлесткие шлепки об пол, возгласы: «Ваша взятка», «Бура»[3], «Гони монету». Возле них на газете лежали селедочная головка, общипанная краюха белого хлеба, пустая водочная бутылка. Все ясно: ночлег беспризорников.

Ленька вспомнил предупреждение Федьки Монашкина держаться подальше от уличной шпаны. Выход из подвала теперь был свободный, но что-то удержало его. Любопытство? Или сырая погода, холод, желание выспаться в затишке?

Коренастый толстощекий парень, почти без шеи, с маленькими сонными глазками, босой, в кепке козырьком назад и в рваных галифе, подошел к Леньке, наклонился, близко заглядывая в лицо.

— Что за харя? Откуда?

Мальчишка промолчал.

— Гля, пацаны! — повернувшись к огольцам у костра, крикнул толстощекий. — Новый воробей залетел.

— Кто там? — горласто спросил долговязый беспризорник в старом фраке с обрезанными фалдами, из-под которого виднелось голое пузо. — Чью душу господь прислал? Проверим.

Он вскочил и шагнул из угла к Леньке. Лицо у него было продолговатое, грязное, с большими вытянутыми губами, веселые черные глаза так и шныряли под черными, волнистыми, спутанными волосами. В его ладной, вертлявой фигуре, в ужимках чувствовались и молодая сила, и что-то шутовское: видно, любил посмешить товарищей, вызвать одобрительное внимание.

— Свежак, — захохотал губастый во фраке. — Подлец буду, свежак. Ты чей, пацан? Папин иль мамин?

Вдруг, приподняв плечи, он манерно изогнулся, далеко отставил зад с обрезанными фалдами и протянул грязную пятерню:

— Мое вам почтеньице.

Ленька понял, что влип, попятился назад, к ступенькам, соображая, успеет ли убежать. Толстощекий без шеи и в галифе, поймал его за плечо и проговорил, кривляясь, подражая весельчаку во фраке:

— Куда? Не видишь, с тобой человек здравствуется? Учись, гнида, ентелегентному обхожденью.

Губастый тем временем схватил Леньку за руку, потряс и вдруг сжал так сильно, что мальчишка вскрикнул и присел от боли.

— Пардон, гражданин, — ухмыльнулся губастый и еще больше стиснул огольцу ладонь, весь покраснев от напряжения. — Вы чтой-то сказали? Пардон, я глухой на левую пятку!

И толстощекий в галифе, и ближние ребята захохотали. Ленька еле вырвал свою измятую руку, на глазах у него выступили слезы. Несколько обитателей подвала поднялись со своих мест, окружили его и губастого, отрезав таким образом выход на лестницу. Леньку вытолкнули на середину круга, кто-то весело крикнул:

— Надо с ним обзнакомиться!

— Давай, братва, осваивать новенького!

— Устроим допрос!

«Изобьют», — подумал Ленька, озираясь по сторонам. На него теперь смотрели десятки глаз — оживленных, веселых, таивших ехидную усмешку. Огонь небольшого костра неверным светом озарял грязные лица, белые зубы, фантастические лохмотья братвы, по зеленоватым, заплесневелым стенам наперегонки с мокрицами бегали длинные уродливые тени. Легкий дым стлался под сводчатым потолком, слегка щипал глаза и вытягивался над лестницей в комнатную клетку первого этажа.

Губастый во фраке, довольный вниманием обитателей подвала, строго спросил Леньку:

— Ты знаешь, куда пришел?

Спрятав от него руки, чтобы опять не стал давить, Ленька загнанно ожидал, что он сделает дальше.

Отвечай, жлоб, чего в молчанку играешь? А то вот поцелую этим кулаком — по-американскому заговоришь. Ну?!

— Не знаю, — угрюмо прошептал Ленька.

Почему-то ответ его вызвал у ночлежников новый взрыв веселья. Оголец, голос которого Ленька слышал еще с первого этажа развалин, шутовато пропел:

Эх, яблочко,

Куды котишься?

Уркам в рот попадешь.

Не воротишься!

— В гостиницу пришел, — важно продолжал губастый. — Гостиница прозывается «Райская житуха». Скумекал? Во! А у тебя есть разрешение на спанье? Тут всяких дефективных не принимают. Строгий отбор по норме. А ну-ка, гони монету. Пацаны, надо с него получить. Выворачивай, сосунок, карманы.

— Вшей только не тряси.

— У меня нету денег, — пробормотал Ленька. Подбородок его дрожал.

— Это почему ж ты, сучья нога, на свете без денег живешь? — грозно спросил губастый.

Вокруг раздался новый взрыв хохота.

— Бесплатно хочешь номер занять в гостинице? Братва, получай с него каждый, что может!

Губастый схватил его за козырек, рывком насунул кепку на самый нос. Кто-то больно щипнул Леньку за бок, кто-то дал подзатыльник, кто-то лягнул ногой в зад. Перед ним прыгали чьи-то развеселые рожи, чернели хохочущие рты, слышался пронзительный свист, выкрики. Беспризорники потешались от души, довольные неожиданным развлечением. Леньку тискали, вертели во все стороны, тормошили, и он наконец упал.

— Ша, хватит! — сказал чей-то голос. — Затыркали пацана.

Огольцы, пересмеиваясь, стали расходиться Взъерошенный, растрепанный, Ленька сел на цементный пол. Слезы обиды, бессильной злости душили его, и он молча, грязными кулаками растирал их по щекам.